Святослав Пискун успел поработать советником Ирины Венедиктовой всего лишь месяц, после чего ушел в отставку. Его увольнение вызвало не меньший резонанс, чем назначение.
В эксклюзивном интервью "Стране" Пискун рассказал о причине своего ухода, а также объяснил, почему до сих пор не сидит Порошенко и кто развалил украинскую прокуратуру.
– Ваше заявление и увольнение привело к большому информационному шуму. В основном из-за рекордных сроков – только назначили и сразу ушли.
– Все, что связанно со мной, к шуму приводит, некоторые недобросовестные политики до сих пор меня боятся, потому что я о них знаю больше, чем они сами о себе. Они же не читали те жалобы, которые на них писали конкуренты, а я читал. Как говорилось в фильме "Ментовские войны": "Меня в Кандагаре до сих пор боятся…" Это та же история.
– Почему вы вообще решили пойти в советники к Венедиктовой?
– Всем правоведам понятно (да и простым гражданам тоже), что так дальше жить нельзя. Пять миллионов уголовных дел висит. Прокуроров не хватает, следствие перегружено. На одного следователя в городе Киеве 700 дел в год. Даже робот не сможет их расследовать.
Поэтому уголовные дела либо продаются, либо зависают в вечном расследовании. Контролировать некому, так как не хватает профессиональных руководителей следствия.
Чтобы убрать коррупцию, мы предложили генеральному прокурору и депутатам изменить порядок возбуждения уголовных дел, внедрив доследственную проверку. По окончании доследственной проверки вопрос возбуждения предварительного расследования должен решать исключительно прокурор. Но его действия могут быть обжалованы в суде.
– Как это связано с вашей работой с Венедиктовой?
– Я сам пришел на прием к генпрокурору. И приняли.
– А бывало такое, что приходили и не приняли?
– Нет, примета есть: не примет – долго не протянет. Рябошапка меня не принял, и сколько он генпрокурором был? Четыре месяца. Ну такая традиция у меня, приходить к вновь назначенному генеральному прокурору.
– Вернемся к назначению. Кто вам сделал предложение?
– Ирина Валентиновна сказала, что хотела бы, чтобы я стал ее советником. Ей понравились мои предложения по изменению в законы. Я попросил провести совещание. Ее заместители, представители МВД, адвокатуры, Верховного суда, ученые юристы были нами приглашены. Состоялся конструктивный разговор, и я решил по итогам этого совещания написать рапорт, так как я не конкретным прокурорам служу, а органу, которому я посвятил много лет, и государству
– Какое впечатление на вас произвела Венедиктова?
– Очень правильная женщина. Понимает, чего хочет, но не всегда понимает, как этого добиться.
– И все же – как прошло совещание?
– Очень хорошо. Все сказали "Браво!". Генпрокурор собрала охапку наших документов, поблагодарила, и через три дня меня набрал ее помощник и попросил написать заявление. Мне сказали, что меня будут назначать советником Ирины Валентиновны. Я написал, передал. После вышел приказ. И только тогда я узнал, что у генпрокурора еще есть восемь советников, а я – девятый.
– А почему вы не спросили до того, как приняли предложение?
– Мне это не было интересно. Я думал общаться с генпрокурором напрямую. Такие, как я, общаются напрямую с генпрокурорами. Еще для меня стало неожиданностью, что среди других советников генпрокурора работает гражданин Грузии, у которого не погашена судимость.
– О ком идет речь?
– Его зовут Зураб Адеишвили. Помните, во времена Саакашвили был один из руководителей правоохранительной системы Грузии, осужденный за ряд совершенных преступлений на территории Грузии, грузинским судом, им же "отреформированным".
– А в чем проблема, если вы даже не пересекаетесь?
– Я сомневаюсь, что он может быть надлежащим советником генпрокурора в сфере верховенства права.
– Вы ей рассказали об этом?
– Нет, зачем? Я же по факту не только из-за этого решил уходить. Но фон мне не понравился. Я понял, что нужно выходить из ситуации.
– Вы сказали, что другие советники – только одна из причин, почему вы ушли. Какая еще?
– Мне было достаточно. После я увидел, что стратегия, по которой движется прокуратура, не изменилась со времен господина Рябошапки. При этом все те же тесты для полуумных прокуроров, составленные полуумными специалистами и предоставленные Генпрокуратуре компанией, торгующей бананами и картонными ящиками. Я понял, что остановить этот правовой вандализм, судя по всему, мне не удастся, а принимать в нем участие, даже каким-то боком, мне не с руки.
– Вы имеете в виду стратегию, которую задал Рябошапка?
– Да. Например, продолжение аттестации. Это издевательство над людьми, которые заслуживают пенсии, им не выдают справки о пересчете пенсий, а речь идет о пяти тысячах пенсионеров. Всем по правоохранительной системе выдали, только прокуратура – нет. Я же выступаю третьей стороной в исках. Вместе с Союзом юристов Украины помогаем готовить иски для этих пенсионеров. Значит у меня конфликт интересов с Генпрокуратурой. Те прокуроры, которые незаконно уволены во времена Рябошапки и восстановлены в судах, также не принимаются на работу. И я не увидел другого пути решения этих вопросов без политической и правовой воли руководства Генпрокуратуры.
– А чем аргументируют, кроме "нет денег"?
– Ничем не аргументируют.
– А какое количество людей восстановилось через суд?
– Из 659 исков, которые подали только работники центрального аппарата (было 850 человек), 30 человек уже восстановлены по суду, и они теперь ждут законного решения генерального прокурора. У меня вопрос: почему государство должно нести ответственность и финансовую и моральную перед незаконно уволенными людьми из-за незаконных действий бывшего генпрокурора?
Почему бы ему не понести вместе с государством солидарную ответственность за свои деяния? А если в результате выяснится, что там были нарушения закона, почему бы виновному не понести процессуальную ответственность? Но это может произойти только в правовом государстве! Самое главное, что концептуальное расхождение понимания реформы Генпрокуратуры происходит между мной и властью.
– В чем оно?
– Я за надзор прокурора в процессе расследования, а не за коллегиальное участие следователя и прокурора в захоронении уголовных дел. Это принципиально.
– Объясните.
– Например, лежит где-то в Киевской области труп с ножом в сердце. Выехали на место преступления начальник полиции, оперативный эксперт, следователь МВД, скорая помощь, а прокурор в это время сидит в кабинете за 150 км от места преступления либо находится в суде. Как он сможет организовывать это расследование, если он ничего не видел, ничего не знает? Это же правовой бред!
Организация расследования раньше всегда лежала на начальнике следственной части МВД. А прокурор получал документ, что есть труп, организовано расследование и прокурор утверждал процессуальные документы об их соответствии законам. Это и есть надзор. А сегодня прокурор вместе со следователем пишет постановление, поручение. По-моему, это элементы коррупции. Когда следователь ежедневно бегает к прокурору и на ушко рассказывает о своей дружбе с обвиняемыми или с потерпевшими. Прокурор должен быть не в "ЭТОМ", а над "ЭТИМ". Это очень важно.
– Они не должны быть партнерами, вы хотите сказать?
– Конечно, нет! Они должны быть конкурентами в установлении истины. Но они взяли себе еще третьего партнера – следственного судью, которого тоже вмазали в свои следственные интриги, и таким образом суд перестал быть недискриминационным и непредвзятым. Если хотите объективности, создайте отдельный институт следственных судей, обучите специалистов, которые станут надежными защитниками правосудия.
– Почему так?
–Либо создайте институт следственных судьей, либо верните часть полномочий прокурору.
– Ряд экспертов против возврата, в частности, против того, чтобы вернуть прокурорам право давать разрешение на прослушку.
– Соня Кошкина (журналист. – Ред.) была очень против и кричала, что вернуть прослушку прокурору – это "совок". Но прокурора легче проконтролировать, чем судью. Если судья незаконно даст разрешение на прослушку, вы это найдете при слушании дела в Верховном суде, и то вряд ли. А у прокурора десять начальников. А судья – неприкосновенный, и никто ему ничего не скажет. Система сложена неправильно. Допустим, вы складываете пазл, а у вас нет 100 квадратиков из 200. Картину вы не увидите.
– Как вы относитесь к информации о том, что неофициальным советником Венедиктовой является Александр Грановский (экс-депутат БПП)?
– Не думаю, что он юрист лучше, чем она. Я с ним общался один раз. Может, он по другим вопросам опытный человек, но вряд ли советник. Может, они дружат. Я же с командой Порошенко антагонист.
– Вы пытались донести до Венедиктовой свои мысли?
– Я доносил, но она очень занята. Я даже заявление об увольнении передал через помощников.
– Вы как-то быстро сдались как для бывшего генерального прокурора, вам не кажется?
– Я не хочу…
– А зачем же вы тогда зашли в это? Неужели вы не понимали, как работает система и с какими противоречиями столкнетесь?
– Я же думал, что буду реально помогать укреплять правовое государство.
– Вас очаровала первая встреча?
– Да, она мне очень понравилась, а потом я увидел, что «псевдореформаторы» пытаются ей что-то нашептать. И я понял, что я не ко двору, и передал заявление.
– В чем заключается главная причина, почему Венедиктова не может посадить Порошенко?
– Даже если Венедиктова не посадит Порошенко, то это будет не только ее вина. Отсутствие законов, которые дают возможность, – главная причина. Нет механизма для привлечения к ответственности виновных лиц. Нет координации работы. Если раньше генпрокурор был главным, то теперь он такой же, как и все другие: как адвокат, полиция и так далее.
Эта реформа была сделана умышленно, чтобы никто не смог догнать президента. Сначала это сделал Виктор Янукович в 2010-м, а потом – Петр Порошенко в 2015-м. Окончательный удар по прокуратуре был сделан Рябошапкой. Он просто развалил систему.
– Если бы у вас была возможность реформировать или развернуть правоохранительную систему, какими бы были ваши три первых указа?
– Первое, я бы создал следственную группу следователей по особо важным делам, при генпрокуроре Украины. Это не значит возвращение следствия в органы прокуратуры, это значит "по особым делам". Например, у нас есть ГБР (Государственное бюро расследований. – Ред.) и НАБУ (Национальное антикоррупционное бюро Украины. – Ред.), СБУ, и все. Представьте себе, что три офицера каждого из перечисленных органов взяли оружие и пошли стрелять в людей. И на протяжении 10 лет стреляют, убивают и грабят. Кто должен вести расследование?
– Кто-то четвертый.
– А его нет. Расследование будет вести ГБР. То есть выйдет само на себя. Очень интересно. Например, какой-то министр в Кабмине является шпионом, который работает на Россию. Такими делами занимается СБУ. А если этот чиновник принял участие в назначении главы СБУ или министра, ГБР и так далее? Объективного расследования не будет. При мне 70 следователей по особо важным делам заменяли собой НАБУ, ГБР и НАЗК. И эффективность была в десятки раз больше.
– Хорошо, вернуть отдел. Что еще?
– Второе, я бы сделал НАБУ подразделением в ГБР. Главное следственное подразделение – ГБР. Следствие СБУ тоже уходит в ГБР, следствие налоговой – в ГБР. Все в ГБР. Во главе этих управлений – начальник и пять заместителей.
– А САП (Специализированная антикоррупционная прокуратура. – Ред.)?
– Так и остается при прокуратуре. Но тогда САП не нужен. А они по этому пути и пошли. Новый закон о том, что генпрокурор может исследовать любое дело из НАБУ. По моему пути. Так что не зря я там лазил.
– При существующей системе генпрокурор ничего не решает, вне зависимости от персоналий?
– Да.
– Почему Венедиктова так боится уличных активистов, например, дело убийцы Стерненко?
– Насколько мне известно, они уволили всю группу прокуроров, которые были в отделе. Никого из них там уже нет. Это с момента отставки Рябошапки. Сейчас дело Стерненко изучает новая группа прокуроров при Венедиктовой. А тех всех уволили. Они не могут понять, за что. За то, что они не привлекали его или за то, что привлекали? Кто позволил Рябошапке уничтожить прокуратуру? Кто позволил ему объявить десяти тысячам прокуроров, что они все предупреждены об увольнении?
– Как вы относитесь к решению Конституционного суда по Артему Сытнику?
– Этого следовало ожидать. Все знали, что там есть проблемы. Теперь нужно думать, как выйти из этой ситуации. Да, на процессуальные решения Сытник не влиял, но влиял на назначение должностных лиц. Поэтому сейчас будет серьезный разговор с теми, кто привлекал людей к уголовной ответственности.
– Что значит "серьезный разговор"? На что это повлияет?
– Теперь адвокаты будут говорить: "А кто ты такой? Ты назначен нелегитимным руководителем".
– Обнуление всех дел – это ваш прогноз?
– Не думаю, что пойдут по этому пути, так как Конституционный суд написал, что все, что он делал до решения суда, является легитимным. Но будет много исков в Европейский суд. А там все эти дела умрут. Все это резко подрывает авторитет Украины в мире. Только у нас такое могло произойти. Вопрос в другом, почему не привлекают к ответственности людей, организовавших принятие антикоррупционных законов?
– Такие органы, как САП, НАБУ и ГБР, обезглавлены, них нет руководителя. О чем говорит эта странная тенденция? Кстати, обратите внимание, американского посла тоже нет. Его все никак не могут назначить.
– Да кому мы нужны. Зато исполняющая обязанности послиха не вылазит из Генпрокуратуры. Она просто туда ездит, как на работу, и, насколько мне известно, отдельные "активисты" от нее тоже не в восторге.
– А что она там делает?
– Я не знаю, я никогда никаких послов не принимал. Мне просто люди говорят, что она приезжает. Вообще я считаю, что путешествие всех послов в Генпрокуратуру ни к чему хорошему не приведет. Они дают неправильные советы. Нам могут советовать, как дальше жить, люди, которые глубоко разбираются в украинском законодательстве. Огромная проблема в том, что иностранные фонды и организации финансируют правоохранительную систему Украины, что прямо запрещено законом. Строго запрещено финансирование государственной деятельности со стороны кого-либо. К сожалению, последние семь лет – закон нам не указ!
– Понятно, что все будут давать советы в рамках интересов других государств.
– У нас там нет друзей. Есть люди, которые заинтересованы в Украине или нет. Я считаю, что Запад в Украине глобально не заинтересован.
– Многие бизнесмены пользуются услугами правоохранительных органов, чтобы догнать своих конкурентов в рамках законодательства. Или, наоборот, ускорить закрытие дел. Эта система поставлена на поток, есть понятный прайс, очевидные каналы «входа». Что с этим делать?
– Законодательные новшества настолько упростили эту систему, что вы себе даже не представляете. Если раньше прокурор вообще не был знаком со следователем, получая информацию объективно и вычитывая материалы уголовного дела. То теперь следователь работает с прокурором, и нужно купить только следователя. И все – лесенка выстроена. Следователь приходит к прокурору как к партнеру.
– Они время от времени сдают друг друга?
– Боже упаси. Как можно сдавать кормильца. Это круговая порука.
– Какой сейчас прайс на уголовное дело?
– Не знаю. Я уже давно не занимаюсь делами. Думаю, недорого. Ну, если дело "Бурисмы", то дорого, а что-то другое – нет.
– Четыре года назад в Украине приключилась история с «амбарной книгой». Ее запустил тогда еще депутат Сергей Лещенко, и тема хорошо разошлась. Сейчас у нас скандал с «пленками Деркача». Это куда более яркая во всех смыслах история, чем теневая бухгалтерия Партии регионов. Но никакого движения в плане уголовных дел по ним нет. Почему, как вы считаете?
– Власть подыграла тогда Лещенко, а Зеленский не хочет подыгрывать. Он не хочет ругаться с демократами, его убедили, что они могут победить. Порошенко сам демократ, поэтому пять лет назад подыграл и выступил против республиканцев. Сделали информационный толчок. Это привело к посадке Пола Манафорта, хотя, как мне сказали, что те, кто якобы расписались за получение этих денег, были вообще другими людьми. То есть это был не Манафорт.
– Зеленский подыгрывает демократам, как вы утверждаете, и будет продолжать это делать? А главное – почему?
– Он хочет быть нейтральным. Никаким образом не хочет вмешиваться в американскую политику, чтобы не проиграть.
– На пленках мы фактически увидели, как Джо Байден (экс-вице-президент США. – Ред.) дает указания Порошенко по какому-то набору законопроектов. В то же время у нас в эмиграции находится Александр Онищенко, который носил сумки с деньгами в парламент, чтобы тот голосовал, как им нужно. Можно вернуть Онищенко из эмиграции, и он даст показания – живой свидетель.
– Есть тысяча подобных способов. Но нужно этим заниматься, а пока никто ничем не занимается.
– Давайте поговорим о деле убийства журналиста Павла Шеремета. Как вы считаете, если доказательств будет недостаточно, чтобы посадить людей, которые сейчас обвиняемые по этому делу, насколько это будет большой удар для главы МВД Арсена Авакова?
– На деятельность министра внутренних дел, как и на деятельность генпрокурора, неправильно смотреть с ракурса конкретного уголовного дела. Я бы разделил ответственность между ним и генпрокурором поровну, и только за то, что они доверились и понадеялись на профессиональность своих подчиненных. Хотя последнюю точку в этой истории должен поставить все-таки суд.
– А Рябошапка уже не при делах.
– А кто был процессуальным руководителем по этому делу? Кто должен контролировать законность проведения следственно-оперативных мероприятий? Кто несет ответственность вместе со следователем в принятии решений? Генпрокурор.
– Если вы спросите у обычного человека на улице, кто такой Рябошапка, то мало кто вспомнит его имя и кем он был.
– Во-первых, прокурор и следователь несут одинаковую ответственность. Во-вторых, доказательства – это оценочное явление. Они посчитали, что на тот момент у них были все основания для ареста. Очень правильный вопрос: а что будет, если их отпустят?
– Что?
– Суд будет в любом случае. Вопрос: какой будет приговор? Обвинительный или оправдательный? И то и другое – обязательно. Недосказанности быть не может. Если будет оправдательный приговор и невиновных людей привлекли к ответственности, то тогда можно говорить о том, что половину руководства МВД нужно гнать в шею, а особенно тех, кто занимался следствием. В том числе прокуроры, оперативники и все те, кто принимал в этом участие.
– Также на брифинге по делу убийства Шеремета присутствовал Зеленский.
– Хуже всего, когда президент объявляет, кто должен сидеть в тюрьме, а кто нет. Не его это забота, ну если, правда, он не хочет помочь кому-то получить оправдательный приговор в ЕСПЧ. Во всем мире такие заявления являются давлением власти на следствие и суд, результат – оправдательный приговор!
– Случится ли отставка Авакова по факту провала дела, если такое произойдет?
– Нет, и всю ответственность понесет заместитель, которого тут же и уволят.
– А что будет с Зеленским?
– А Зеленский – как у меня копия картины. Просто присутствует!
– То есть президент не настоящий?
– Президент настоящий. Но он там (на брифинге по делу Шеремета. – Ред.) присутствовал как портрет, и поддержал их как портрет. Я сразу сказал, что это ошибка. Он не должен ходить на такие мероприятия. Президент в здание МВД и прокуратуру ходит только на День независимости и на день этого органа, чтобы наградить людей, которые там работают.
– Говорят, Зеленский проводил закрытое совещание по делу Шеремета. Вам известно, что было на той встрече?
– Это большая ошибка президента – обсуждать уголовное дела в присутствии посторонних лиц. Вот мы видим сейчас резонанс по группе Вагнера, власть обвиняют в измене Родине. Это звенья одной цепи. Если кто-то ему сказал, что, когда президент публично обсуждает спецоперации и уголовные дела – нормально… Это очень большая ошибка. Я никогда не позволял никому присутствовать при своих разговорах с президентами Украины. Помню, один раз зашел во время разговора помощник третьего президента Виктора Ющенко – Александр Третьяков, я извинился, встал и сказал, что тема работы генпрокурора на этом закончена: "Если вы не против, Виктор Андреевич, поедим пирожков". Он понял ошибку, и такого больше не повторялось.
– И последнее – у вас была встреча с Венедиктовой после увольнения?
– Нет, зачем я там нужен.
