Бывший боец АТО Сергей Ульянов поджег себя у здания Минобороны. Таким образом он выразил протест против незаконного, по его мнению, увольнения из армии.
Выяснилось, что это уже не первая акция бывшего бойца 73-го центра специальных операций. Год назад он вместе с сослуживцами приковывал себя к забору возле Минобороны, что прошло почти незамеченным.
Когда Ульянов себя поджег, мнение общества разделилось. Часть поразилась личной драмой бывшего военного, а часть, приближенная к власти, заподозрила инсценировку. Кроме того, многие так и не поняли, чего на самом деле хотел главный герой.
Одни СМИ писали, что Ульянов требовал предоставить ему статус участника боевых действий (УБД), другие – что он как добробатовец требовал признания равных прав с участниками боевых действий. Но в интервью "Стране" он рассказал, что все это неправда.
УБД он уже давно получил, а обливал себя бензином совсем не поэтому.
— Как ваше самочувствие после того, как вы себя подожгли?
— Все в порядке.
— Почему вы не в больнице?
— Я был в больнице, меня осмотрели. К счастью, никаких непоправимых ожогов не было, дыхательные пути в норме. Я отказался от госпитализации.
— Так вы вообще не получили никаких ожогов?
— На ноге были незначительные ожоги. Но это не ожоги в том понимании, в котором надо ложиться в больницу.
— Извините за цинизм, но многих удивляет, что вы так легко отделались. К тому же на видео видно, что вы горите буквально пару секунд, после чего вас моментально тушат огнетушителем. Все это было спланировано и организовано заранее таким образом, чтобы вы не пострадали?
— Действительно, очень многие СМИ и фейсбучные эксперты по-разному это оценивают. Но нигде мной не было заявлено, что это будет акция самосожжения, или что я буду жизнь заканчивать самоубийством путем самосожжения. Это очень жесткая и принципиальная трактовка. Я всегда говорил, что это акция самоподжога (именно самоподжога, а не самосожжения) для привлечения внимания общества и военно-политического руководства страны к определенной проблематике в Вооруженных силах Украины.
— Многие скептики подобных методов диалога с властью считают, что это была режиссура, инсценировка.
— Срежиссировано это не было. Да, я догадывался, что у людей, которые меня знают и придут акцию поддержать, будут с собой какие-то средства тушения.
— Догадывались?
— Я этого не отрицаю. У меня были подозрения, что сгореть насмерть мне там никто не даст.
— Но на акции присутствовали не только ваши друзья, а еще пожарники и машина "Скорой помощи".
— Да, потому что я официально заявил об этой акции в Киевскую администрацию заранее. Их прямая обязанность там находиться. Я специально пожарных не вызывал за 20 минут до начала акции.
— А зачем вы заранее публично анонсировали акцию в КГГА? Почему просто не вышли под здание Минобороны и не сделали, что хотели?
— Потому что есть нормы законодательства. Любую акцию, которая проводится как общественной организацией, так и индивидуально, нужно регистрировать в КГГА. Потому что если бы я пришел просто так, уверен на 99%, приехала бы полиция и забрала меня только на том основании, что акция официально не зарегистрирована.
— Один ваш знакомый, с которым мы говорили до интервью, сказал, что вы консультировались с киношниками, специалистами по спецэффектам – узнавали, как поджечь себя так, чтобы не сгореть. Правда?
— Для этого не надо общаться с киношниками. Я спросил у Google, как себя поджечь. Чтобы не сгореть.
— И что вам ответил Google? Опишите схему.
— Никакой схемы как таковой не было. Не было какой-то специализированной подготовки. Единственное, что у меня было надето под штаны "натовское" термобелье.
— Для чего?
— В нем нет полиэстера. То есть это была такая натуральная прокладка между ногой и "гелетейкой" (штанами), потому что у меня было подозрение, что штаны могут начать плавиться и принести ожоги другого характера. Еще я читал в интернете, что, если ты горишь, нельзя дышать. Потому что сразу получишь тяжелые ожоги дыхательных путей. Поэтому в момент поджога я заранее сделал вдох и задержал дыхание.
— А что за жидкость, которой вы себя облили?
— Бензин обыкновенный. Марки 98+, по-моему. У него высокое октановое число, поэтому он горит намного лучше и быстрее, чем если бы я взял 92-й бензин.
— На видео видно, как ваши знакомые сдерживают посторонних людей, чтобы они не помешали вам поджечь себя. Они были уверены, что все закончится благополучно, и вы останетесь живы? Или в чем был их мотив?
— Мы боялись, что со стороны Минобороны могут помешать провести акцию. Если бы меня там завалили и я бы не поджег себя, акция была бы скомкана и утратила смысл. Поэтому мы договорились, что если будут мешать, ребята их остановят.
.png)
Обращение Сергея Ульянова к министру обороны Степану Полтораку. Фото: Страна
— Вы заявляли, что на акции был незнакомый вам мужчина в военной форме, который сразу начал вас тушить и фактически спас.
— Он меня не то что спас – он меня первый сбил с ног. Тогда я не знал, кто это, но уже знаю. Я потом его поблагодарил.
— Как-то не сходится. Получается, ваши друзья сдерживают людей, которые хотят помешать вам себя поджечь, но при этом посторонний мужчина вас спасает, и вы ему благодарны.
— Я благодарю не постороннего мужчину, а офицера Генерального штаба.
— Вы же говорите, что не знали, кто этот человек.
— Я видел, что он в форме. И видел, что он не из наших ребят.
— Странное объяснение. Со стороны выглядит так, будто ваши друзья хотели, чтобы вы сгорели. А если бы незнакомец из Генштаба вас не сдержал?
— Обгорело бы лицо, были бы тяжелые ожоги. Многие говорят: "Почему не облился с головы?". Безусловно, если бы я облил себя с головы и поджег, я бы сейчас с вами не разговаривал. Если бы я хотел совершить самоубийство, я бы это сделал, поверьте мне. Мне хватило бы и духу, и знаний, как это сделать. Но это не была попытка самоубийства. Я хотел таким образом привлечь внимание к тому беспределу, который творится в армии.
— Скептики обращают внимание на то, что вы облили бензином только ноги. Вы заранее это продумали?
— Нет, это было спонтанно. Я давал себе отчет, что пламя горит вверх. Облиться бензином даже с ног по пояс достаточно, чтобы сгореть насмерть. А кто что говорит?
— Ну, например, спикер МВД Артем Шевченко назвал вашу акцию "карикатурной". Цитата: "Так хотел самосжечься, что только закрытые камуфляжем ноги облил бензином. Поджег так, что не обжег ни одного открытого участка кожи и в медицинской помощи совсем не нуждался". В подобном ключе ваш поступок раскритиковали и другие, включая волонтеров и военных.
— Мнение этих людей меня не интересует. Основная цель акции, повторюсь специально для спикера МВД и всех остальных великих блогеров, – привлечь внимание к правовому беспределу в армии. У меня не было цели создать вокруг своего имени ажиотаж. Плохая слава – тоже слава, – так говорят. Так вот я никогда не хотел славы. И когда служил, до середины 2016 года не было ни одной фотографии и меня даже не было в соцсетях. Потому что я на фронте выполнял специфические задачи.
— Какие?
— Хотя я и не скован государственной тайной, не хотел бы пока вдаваться в подробности. Могу только сказать, что это было проведение специальной разведки, доразведки, диверсий, уничтожение личного состава.
— Вы говорите, что цель вашей акции – привлечь внимание к правовому беспределу в армии. Что это за беспредел?
— Это так, как увольняют пацанов, как уволили меня из Сил специальных операций (ССО), исключили из списков части в 2016 году, без ничего, без документов. Из-за этого у меня до сих пор нет возможности встать на военный учет законно, устроиться на официальную работу, нет возможности жить, развиваться и что-то делать.
— Расскажите подробнее. Как, откуда вас исключили, почему?
— В 2016 году меня исключили из списков части 73-го морского Центра специальных операций. Все наши обращения к министру обороны, начальнику Генштаба, во все инстанции остаются без рассмотрения.
— Год назад под Минобороны была акция, когда боец 73-го центра Даниил Турчин приковал себя цепями к забору. Вы имеете отношение к этой акции?
— Да, я один из организаторов этой акции. Пять дней мы голодали, требовали разобраться с нашим незаконным исключением.
— Удалось?
— После этой акции все военное руководство стояло на ушах, вроде начали что-то решать. Нам даже дали УБД (статус участника боевых действий), потому что без акции мы его не получили бы никогда. Они боятся единственного – публичной огласки.
— То есть причина, по которой вы вышли на акцию под Минобороны тогда и сейчас, – это то, что вас незаконно исключили из списков части?
— Да.
— А как вы изначально попали в эту часть?
— До этого я воевал в добровольческой группе, история которой началась со взятия и удержания Саур-Могилы. Но лично я там не воевал, пришел в группу уже позже, осенью 2014 года. Потом нашу группу пригласили в ССО, и в сентябре 2015 года мы перешли на службу туда, в 73-й морской центр специального назначения. А в марте 2016-го мы были выведены из зоны проведения боевых действий. Нам предложили перевестись в другую часть, но документы для перевода так и не выдали, а из части, где служили, – просто выгнали.
— В смысле – "выгнали"? Как это выглядело, опишите.
— Мы пришли в новую часть, а нас без документов туда не пускают. Так что мы вернулись в нашу часть, пришли на КП, а нас и туда не пускают. Говорят – извините, ребята, приказом командира части вы исключены из списков части, у нас приказ не пускать вас. Это было 2 июля 2016 года.
— С чем вы связываете этот инцидент?
— Первопричина этого конфликта – то, что мы выявили, что наши офицеры, которые тоже служили в ССО, занимаются незаконным перемещением золота через линию соприкосновения. Попросту говоря, контрабандой. С той территории на нашу.
— А что конкретно вы обнаружили? Кто и в чем именно был замешан?
— Мы выяснили, что один из сотрудников отдела Сил специальных операций, Кирилл Ковалинский (нам его представили как помощника начальника ССО), каждые две недели приезжает на переходной пункт в Майорск, и "оттуда" (с неподконтрольной территории. – Прим. ред.) заводит сюда машину без досмотра, под видом оперативных мероприятий. Мы начинаем копать и выясняем, что у мамы и сестры этого человека на территории оккупированной Горловки ювелирный магазин и несколько ювелирных ломбардов. И как только эти женщины приезжают, шеф Ковалинского, полковник Крашевский Владимир Казимирович, который на тот момент был начальником Сил специальных операций при штабе АТО, сразу, никому не говоря, уезжает во Львов и обратно. Мы смотрим график его поездок, расписание поездов, и получается, что человек находится дома по пять часов.
— А это странно?
— Да такого не бывает! Могут отпроситься домой на день, два. На день рождения там, жену и детей повидать. Но не на пять часов же! Мы выяснили, что Крашевский в этой схеме был самый главный. Видимо, после того, как сюда ввозили золото, Крашевский отвозил его во Львов и там реализовывал.
— Вы кому-то рассказали о том, что обнаружили?
— Да, нашему руководству. Все, что я вам сейчас рассказываю, происходило в конце ноября 2015 года. В середине января 2016 года мы об этом доложили начальнику управления Сил специальных операций полковнику Виталию Пикулину. Он при нас дал поручение разобраться с этим. Но разбираться начали с нами. После этого мы заметили, что отношение к нам изменилось.
— Изменилось – как?
— Начались проблемы. Нам вовремя не выдавали боевые распоряжения, у нас бойцы по две недели не могли получить оружие. То есть мы четко видели, что нам начинают препятствовать нести воинскую службу. Ну и в итоге нашу группу просто вывели из части в пункт постоянной дислокации. Из этого мы сделали вывод: или это наплевательское отношение, или есть взаимодействие между нашим командованием и теми, кто контрабандой занимается.
— Так Пикулин, выходит, тоже был связан с контрабандой золота?
— Слушайте, мы не правоохранительные органы, не контрразведка, поэтому официальных доказательств у нас нет. Мы все это выясняли через знакомых, по своим каналам. Мы выявили факты, доложили о них начальству. По Пикулину у меня только одни предположения. Судя по тому, что контрабанда после нашего доклада не прекратилась, либо Пикулин изначально был в деле, либо уже по факту замял этот вопрос.
— А вот полковник Пикулин заявлял, что это ваша группа участвовала в контрабанде.
— По поводу Пикулина и его заявлений – все очень просто. Мы свои опасения в том, что Крашевский и Ковалинский причастны к контрабанде, выложили на бумаге и отправили в специализированные органы – в Службу безопасности Украины, начальнику Генерального штаба, министру обороны Украины. Полковник Пикулин, если знал о фактах контрабанды с нашей стороны, должен был как военнослужащий подать рапорт и поставить в известность специализированные органы. Вместо этого он заявляет теперь, что это мы контрабандисты! Мы в армии, а он на нас в интернете тыкает! Это уровень детского сада.
— А как насчет истории с вашим сослуживцем Данилом Турчиным, у которого в декабре 2017 года в доме нашли оружие, маркированное серийными номерами 73-го центра ССО?
— С Данилом Турчиным по нашим внутренним причинам мы не общаемся с ноября прошлого года. Есть информация, что он действительно причастен, но я не буду это утверждать. Идет следствие. Хотя сразу же, конечно, его дело привязали к нам, ко всей группе. Но я вас уверяю, если бы у нашего командования было хотя бы одно основание нас закрыть, мы бы уже давно сидели. Они нас очень не любят.
— А зачем вы вообще полезли в это дело о контрабанде? Вы же открыто пошли против своего же начальства. Вы должны были отдавать себе отчет в том, что из-за этого у вас могут начаться проблемы. Зачем вам это?
— Не в проблемах дело. Просто Кириллу Ковалинскому, который тогда был помощником Крашевского, отчитывались о разведданных все группы, и наша в том числе. И он присутствовал на всех совещаниях. А если у человека есть связь с той стороной, он мог наши разведданные передавать сепаратистам. Вот за это мы беспокоились. Поэтому и доложили. Это был наш долг.
Документ, подтверждающий, что с Сергея Ульянова сняты обвинения в неподчинении и самовольном отлучении из части. Фото: Страна
— Как в ССО официально объясняют ваше увольнение?
— А вы не слышали? В прошлый четверг же командующий ССО, генерал-майор Игорь Лунев, на брифинге официально заявил про нас: они дезертиры.
— У него есть основания так утверждать?
— Против членов нашей группы были возбуждены уголовные дела – за неповиновение и самовольное оставление части. По инициативе самого же Лунева. Но они уже закрыты, в связи с отсутствием состава преступления в наших действиях.
— Почему же тогда Лунев заявляет о вашем дезертирстве?
— Потому, что после того как нас исключили из списков части, мы приехали в Киев к Луневу и на его имя подавали прошение – провести проверку. На что Лунев не отреагировал, хотя по уставу должен был. Когда надо было командующему Луневу включать свой командирский авторитет и конкретные принимать решения, он сидел и в носу ковырялся. А когда эта проблема уже вышла на публичный уровень, он вот так решил с этим бороться. Он пытается уйти от ответственности за бездействие. Ну это и смешно, и грустно, когда генерал-лейтенанты прилюдно врут.
— На этом же брифинге Лунев заявил, что вас уволили с военной службы по состоянию здоровья. Он зачитал диагноз: "Затяжное стрессовое расстройство, умеренно выраженное астено-невротическое состояние…". Это тоже ложь?
— Диагноз есть, я его никогда не отрицал. Я не специалист, но вам любой врач-психолог объяснит, что такой диагноз можно ставить в армии через одного. Это не умственная отсталость – такой диагноз может быть из-за стрессов, пребывания в условиях войны, в том числе информационной. А в телевизоре можно трактовать это как угодно. Вышел Лунев, сказал, что я дебил, и все сразу поверили, не проверяя информацию. Я уже молчу о том, что Лунев обнародовал мои персональные данные, разгласил врачебную тайну, что наказуемо по закону. То есть сначала меня назвали дезертиром, потом дураком, больным на голову – так они формируют общественное мнение.
— Против вас выступило не только командование ССО, но и волонтеры. Например, Родион Шовкошитный утверждает, что на самом деле вы были сторожами в 73-м центре, а выдавали себя за героических разведчиков. И что ни одного документа, подтверждающего ваше участие в боевых действиях, нет.
— Еще до нашего незаконного исключения мы начали борьбу против скотских условий содержания в 73-м центре. Там была полная антисанитария, чтоб вы понимали, утром умыться негде было. И тогда же волонтеры 73-го же центра и подняли бучу. Вылили на нас тонну грязи. Это первый начал волонтер Родион Шовкошитный. А мы люди тогда были непубличные, у нас даже не было аккаунтов в соцсетях, и на нас пошел информационный удар. Мы не то что потерялись тогда — мы просто не знали, как им противодействовать. Люди, у которых по 10-15 тысяч подписчиков, начали писать, что мы негодяи, что мы не воевали, что мой отец, Владимир Ульянов, командир нашей группы, не народный герой, что он не полковник.
— А по сути этих обвинений ответить можете? Расскажите, например, в каких боях вы участвовали?
— В Дебальцево отбегали. Потом зона нашей оперативной ответственности была от Попасной до Донецка. Выполняли боевые задачи в районе Донецкого аэропорта, тогда промку еще не отжали, прямо перед событиями на промзоне нас вывели оттуда.
— А про вашего отца – правда? Что Владимир "Марат" Ульянов выдавал себя за полковника ВСУ, хотя по документам был только старшим лейтенантом Советской армии?
— Он полковник. А подробнее можете у него самого расспросить, я номер дам. А то я могу что-то напутать сейчас. Но вообще я вам так скажу. Все, что говорит Родион Шовкошитный, – это бред. Он сам позиционировал себя как воин–доброволец. А на самом деле участвовал в одном бою, на Саур-Могиле. Это со слов пацанов, которые там воевали. Но это ладно. Теперь он уже позиционирует себя как волонтер. Какому подразделению помогал Родион Шовкошитный? 73-му центру. Туда ушли тонны снаряжения, снайперские винтовки, оборудование. Только когда мы приехали в 73-й центр в 2016 году и спросили, что из волонтерки есть, а ничего нет. Родион не держал ни одного зуба на нас ровно до того момента, пока мы не начали отстаивать свои права на нормальные условия содержания в 73-м центре и наезжать на командира.
Проверка военной прокуратуры условий содержания бойцов в 73-м центре. Фото: Страна
— Объясните конкретно: чего вы добиваетесь?
— У меня основная задача – законно встать на военный учет.
— А что вам это даст?
— Право пойти на официальную работу. Потому что сейчас – вот кто я? Я военный? Мне в части не выдали документов, которые я должен сдать в военкомат, чтобы встать на учет. Я никто.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Подрабатываю неофициально, в основном на стройках. Физическим трудом. Хотя у меня два высших образования – экология и юриспруденция. Но на данный момент нет возможности выбирать. Вообще я бы хотел работать в направлении психической реабилитации солдат. Мы и так потеряли много парней, официально где-то 500 человек покончили жизнь самоубийством, неофициально – в 3-4 раза больше. И государство пускает это на самотек.
— Скажите, какова судьба ваших сослуживцев? Вместе с вами ведь группа насчитывала 11 человек, когда вас незаконно уволили. Где они сейчас, тоже судятся?
— Часть из них списаны по состоянию здоровья. Другие, – например, Вова Диденко, –борются вместе со мной в судах. Остальные свои иски уже повыигрывали и либо тут работают, либо воюют.
— А как так вышло, что они суды уже выиграли, а вы нет?
— Понимаете, у нас разные исковые требования, и разная загруженность судов. Мы иски подавали одновременно, в 2016 году, но у меня до сих пор идут суды в Киеве, а они в Тернополе свои уже повыигрывали. Я подавал на отмену приказа про незаконное исключение из списков части, а они – о том, чтобы им Минобороны выплатило деньги по контракту, которое задолжало. Но в итоге они от денег отказались, насколько я знаю, просто забрали документы и перевелись в другую часть.
— Почему вы так не поступили?
— Понимаете, я борюсь так, до последнего, потому что у меня нет семьи, а у пацанов семьи, которые надо кормить. То есть, надо или воевать, чтобы было что семье отправить, или работать здесь.
— А как звучат ваши исковые требования?
— Я, помимо признания действий командира по исключению меня из списков части неправомерными, требую еще денежную компенсацию – чтобы мне выплатили положенное по расчету за срок службы в 73-м центре – 130 тысяч грн. У меня вообще три иска, но первый, от 2016 года, аннулирован, потому что дублируются исковые требования. Следующее заседание суда по моему делу – 14 августа.
— Почему, на ваш взгляд, эта проблема так долго не решается? В чем сложность выдать вам положенные деньги и необходимые документы для постановки на военный учет?
— В Минобороны и Генштабе идет борьба, противостояние за полномочия. Министр обороны юридически не может приказывать начальнику Генштаба. Министр обороны написал главе Генштаба директиву — как решать наш вопрос, но в Генштабе посмотрели на это и сказали – мы имеем право это не выполнять, и не выполняют. Потому что если выполнят директиву Минобороны, начнутся вопросы: почему вы бездействовали два года? Если бы командир нашей военной части, командующий Сил специальных операций, получив еще тогда директиву от Минобороны, принял бы командирское решение и выдал нам военные билеты, рассчитался с нами, — вообще ничего бы этого не было. А в Уголовном Кодексе предусмотрены конкретные статьи за служебное бездействие. То есть сейчас, выполнив директиву Минобороны, в Генштабе признают за собой уголовное преступление.
.png)
— Что вы будете делать, если суд не удовлетворит ваши требования?
— После акции с поджогом одна юридическая компания вышла на меня и сказала, что возьмется за дело бесплатно. Название фирмы пока не скажу. Но если здесь суды проиграю, не остановлюсь, буду судиться дальше. Есть еще Европейский суд по правам человека. И акции дальше проводить буду.
— Такие же опасные для вашего здоровья и психики окружающих? Опять будете гореть?
— Пока не знаю. Я хотел проводить акцию под американским посольством, потому что американцы курировали создание ССО в Украине. Но отказался от этой идеи. Теперь думаю над тем, чтобы проводить акции на территории других государств.
— Простите, но кому вы там будете интересны? Зачем?
— Затем, что наше государство может работать, только когда им извне дадут пинок под ж@пу. Мы приковались под Министерством обороны, и за четыре дня (!) нам выдали УБД. Все собрались, все документы нашлись. Почему они не могли выдать их до этого, когда мы просили? Так вот теперь мы перейдем границу и уже на международном уровне заявим об этом беспределе.
— Как это – границу перейдете?
— Молча, пешком. Как всегда переходили линию разграничения. Опыт у нас уже есть.
— И какую границу будете переходить?
— Это уже секрет. Но я подумываю и в Брюсселе сделать акцию.
— Вы туда пешком будете идти? Многовато границ переходить придется.
— Слушайте, мы люди военные, мы по-другому мыслим. Мы были долгое время на войне. И мы остались живыми только потому, что совершали нестандартные ходы и делали не так, как нам говорили. Поверьте, если надо будет добраться в Брюссель, мы доберемся. И до Гааги дойдем.
