"Страна" собрала истории людей, которые пережили или до сих пор переживают российскую оккупацию в разных регионах Украины.
София, Херсонская область.
"В Херсонской области мы находились с первого дня войны и были дома примерно 45 дней. Первые пять дней войны Херсон держался, но нам были слышны все взрывы из города. Я не помню ни одного тихого дня.
Первый раз мы с мамой бежали в подвал, когда над нашими головами пролетел российский истребитель. В подвале от бомбежки мы прятались с первого дня - принесли туда матрасы, одеяла, было даже достаточно уютно. В этот же день мой папа, который работает фермером, был в поле - он не осознавал, что происходит.
Наше село находится посередине между Херсоном и Николаевом - сейчас это эпицентр. Когда зашли россияне, они окружили село и начали обстреливать отсюда Николаев. Ночью второго марта русские начали обстреливать и наше село. Пару осколков прилетели к нам во двор, тогда у нас в подвале прятались 25 человек: соседи, родственники с маленькими детьми. Также оккупанты разбили детский сад, в котором работала моя мама, больницу и сельсовет. Второй раз оккупанты обстреляли нас днём, когда мы все находились на улице. Я услышала за спиной взрывы и в один момент мы снова побежали в подвал. В тот же день у нас пропала электроэнергия.
Хлеб и некоторую другую еду в село не завозили с самого начала войны - его начали привозить только на 20-25-й день оккупации. Но нам повезло - в селе люди закупаются оптом, так что запасы у нас были и мы сами пекли коржики вместо хлеба. В местных магазинах еду раскупили в первую неделю войны, а потом к нам зашли россияне, поэтому все боялись куда-то выезжать. Оккупанты угрожали нам расстрелом, говорили, что если мы будем выезжать через поля, то будут стрелять не глядя.
Мой дедушка, который работал охранником на заводе "Полимер", рассказывал, что его напарникам русские также говорили уходить под угрозой расстрела. В результате оккупанты спрятали свою технику в ангары завода. Плюс они завезли свою технику в большие ангары с пшеницей на окраине села.
В Херсоне и области у оккупантов, видимо, не было приказа грубить и издеваться над людьми. Один раз в центре нашего села какой-то русский начальник разговаривал с людьми и заявлял: "Не бойтесь, мы пришли вас спасать, теперь вы можете ни о чем не переживать". Они постоянно преподносят себя в роли спасителей - это стопроцентный план полной оккупации. При этом мы видели, как русские забегали во дворы с оружием, ходили вокруг домов, проверяли у людей документы и телефоны.
К нам в дом оккупанты зашли после того, как мы уехали. Об этом нам рассказали бабушка с дедушкой, которые остались в селе. Восемь вооружённых русских солдат зашли в дом, а ещё шесть - во двор, где стоит папина сельхозтехника. Русские обыскали дом, все шкафы, увидели, что на стене висят наши семейные фото. Спрашивали, куда уехали хозяева дома. Один из русских нацелился на мою маленькую собаку, а уже через пять минут сидел и играл с ней - странные люди. У нас из дома оккупанты ничего не вынесли. Но дома, где жильцов не было, взламывали и обкрадывали. На блокпостах возле села российские военные стоят грязные, подубитые, им лет по 20, видно, что их не кормят - мы их называем "лишаи".
В связи с оккупацией цены в Херсоне повысились. Например, самые обычные сигареты в начале войны стоили 90-100 грн за пачку - и люди покупали. Муку мы брали за 45 грн/кг, сейчас она, наверное, стоит дороже. В магазины выстраиваются огромные очереди, некоторые люди из-за дефицита даже перепродают продукты с наценкой.
Выехать с первого раза из Херсонской области у нас не получилось. Изначально мы хотели эвакуироваться через Александровку, но побоялись. До этого мы задавались вопросом: "Почему русские так массово выпускают людей?". А потом стало понятно - сразу после того, как российская сторона резко выпускала жителей, в Александровке начинались ожесточённые бои. Они специально выпускали людей, чтобы сделать живой щит. То есть, пока люди эвакуируются, россияне могут подтянуть себе достаточно много военной техники.
Все это неофициальные коридоры - всегда едешь на свой страх и риск. Так расстреляли одну машину из нашего села.
На следующий день после этой ситуации русские привезли в наше село гуманитарную помощь - печенье. Акции с раздачей еды русскими в нашем селе происходили не один раз. Но каждый раз у меня были слёзы на глазах: сейчас оккупанты раздают нам гуманитарку, а потом они нас убивают.
Второй раз мы выезжали по дороге, которой фактически не знали - через Снигеревку. Решение эвакуироваться мы приняли после того, как в соседнее село заехали пьяные кадыровцы. Они начали кричать, что если люди не эвакуируются до вечера - их расстреляют. В итоге чеченцы изнасиловали одну девушку и забрали двух парней, которых до сих пор так и не нашли.
На следующий день колонной в 12 машин мы проехали больше десяти российских блокпостов - были огромные пробки, люди массово пытались уехать. У всех проверяли паспорта и телефоны - это при том, что русские даже не понимали, что такое ID-карточка. У некоторых мужчин оккупанты проверяли руки и просили снять обувь - они смотрели, нет ли следов ношения автомата или специфических татуировок.
Хотя до Херсона в обычное время нам ехать минут 20, мы ехали около двух часов - было несколько блокпостов, плюс мы ехали в объезд. В самом Херсоне на блокпостах стоят не просто срочники, а российская Нацгвардия. Насколько я слышала, людям даже предъявляют за наличие украинского паспорта.
На некоторых блокпостах военные спрашивали, куда мы едем, и записывали себе в блокноты - скорее всего, эти данные Россия каким-либо образом может использовать для проведения референдума. В итоге из Херсонской области мы эвакуировались в пять вечера, хотя выехали из дома в 8 утра. Некоторых людей уже перестали выпускать из Херсона перед референдумом.
Эмоции во время оккупации были разные. Я уже смирялась с тем, что завтра меня могут убить или в дом попадёт российская ракета. Это тяжелое состояние, но ты понимаешь - такой вариант может быть. Но если честно, мы не можем принять эту несправедливость. Вначале войны мой папа даже помогал разбирать разбитые украинский армией русские танки, чтобы оккупанты не могли вернуться за ними. Не верится, что это происходит - все это скорее похоже на фильм. Ведь вчера у нас была обычная жизнь, а сегодня по улицам ездят танки".
Роман, Энергодар.
"В городе действует комендантский час с 00 до 5 утра. На выезде из города есть блок-пост оккупантов. Они останавливают, проверяют документы, смотрят прописку и обращают внимание, где человек родился. У нас есть знакомый со Львова, когда он выезжал у него были проблемы, ему на блок-посту россияне сказали: "Ах ты, бандеровец, сам к нам пришёл". Его раздевали, смотрели татуировки, полностью смотрели машину.
В первые дни оккупации, россияне разбивали тонированные стёкла в машинах. Вначале люди просто опускали стёкла, чтобы было видно, а потом оккупанты заявили, что так не прокатит, поэтому были случаи, когда останавливали и на месте заставляли снять эту пленку.
Также был эпизод, когда мужчина ехал на машине, а ему на встречу ехали россияне в "бобике" с надписями своими, мужик показал им средний палец. Они его догнали и забрали новую машину, заявив: "Так нельзя относиться к нам, поэтому мы заберём у тебя машину".
Также у нас раньше в городе открылось новое отделение полиции и там было два авто марки "Nissan LEAF". Так оккупанты сняли номера и сине-желтые наклейки и перемещаются по городу на этих авто, также забрали некоторые машины на штраф площадках.
В городе большая проблема с лекарствами. Нет ни обезболивающих, ни таблеток для нормализации давления. Половина аптек закрыты, а в тех, которые работают — ничего нет. Лекарства не привозят.
Чтобы найти какое-то лекарство, люди пишут в группы, там могут откликнуться и поделиться, либо поменяться между собой лекарствами. Люди даже стали выезжать в соседние сёла, чтобы хоть что-то найти.
Огромные очереди в магазинах. Допустим, в 9 утра открывается магазин, в 8 утра уже семь-десять человек ждут пока откроется магазин. Все продукты подорожали в два-три раза. Например, пачка гречки 120-130 гривен. Оккупанты запретили неделю назад продавать алкоголь, но люди продают с рук коньяк, водку — ценовая политика 200 гривен за 0,5.
Очень мало налички, можно обналичить только в ломбарде под 10%. Раньше можно было обналичить только 3000 гривен, потом 5000, а сейчас вроде как сняли этот лимит. В магазинах кто-то принимает только наличкой, кому-то можно перевести на карту.
У нас сейчас нет никаких митингов и акций. Все по домам. Работа, дом, магазин. Оккупанты везде поменяли флаги на российские: полиция, мэрия, военкомат, СБУ. Все административные здания закрыты, но флаги российские. В городе везде сняли украинскую символику: с рекламных банеров и даже нашу стелу с надписью Энергодар перекрасили. Также выключили украинские каналы, но и российских каналов у нас нет. Сейчас уже есть интернет, но оккупанты ограничили его скорость".
Людмила, пережила оккупацию Бучи:
"Мы до последнего не верили, что война может произойти. Такого глупого поступка от России и подлого шага от Беларуси, которая пропустила вражеские войска через Гомель в Бучу, мы не ожидали.
В пять часов утра 24 февраля мы очень четко услышали первые взрыва в Гостомеле - он от нас находится в 5-7 километрах. Но у нас не было мысли куда-то уезжать. В первую очередь мы думали про то, что нужно запастись необходимыми продуктами и пережить этот момент. Мы наученные опытом - такая же ситуация нас застала 8 лет назад в Луганске.
Спустя неделю войны у нас отключили свет, воду и газ. Как раз в этот период началась оккупация. Уже на тот момент была плохая мобильная связь и интернет - "поймать" их можно было только на крыше дома. С этого момента у нас начался квест на выживание. В доме было очень холодно, но у нас есть баня и дрова, поэтому бегали греться туда или возле камина. Более того, мы жили возле камина - сдвигали кровати вокруг и всю ночь топили.
Ещё в самом начале войны мы набрали как можно больше консервов и свежего мяса. Пока были морозы, мясо мы выставляли на улицу, а с потеплением его пришлось консервировать - другого выхода не было.
Со временем мы объединились с местными жителями, которые остались в Буче - в основном все они оккупацию переживали в подвале. С нами поделились генератором и бензином. Благодаря этому нам удалось накачать хотя бы немного воды, так как у нас есть своя скважина. На бОльшие потребности генератор мы использовать не могли - бензина была очень мало, заправки в городе не работали. В крайнем случае воду мы черпали в колодцах соседних домов.
После освобождения Бучи украинской армией, ситуация, конечно, стала лучше. Гуманитарную помощь нам завозят в большом количестве. Сейчас волонтеры на своих автомобилях сами развозят еду адресно маломобильным людям. На днях начали активно убирать улицы, очищать трассы. Местные жители самостоятельно подметают мусор на дорогах и собирают осколки, чтобы машинам было безопасно ездить.
Многие очень хотят вернуться в город. Насколько я знаю, уже сейчас есть большие пробки в сторону Бучи. Все максимально едут сюда с любой помощью - все сплотились в одну дружную семью.
Что касается разрушений - восстановить мы все сможем. Но в Буче очень пострадали дома на Вокзальной улице и в центре города вдоль дороги - есть здания полностью сгоревшие, там происходили самые ожесточённые бои.
Когда российская армия здесь находилась, они разрешали ездить по городу только с белыми повязками, а иначе - расстрел на месте. Мы видели, как русские выгружали большое количество оружия в подвалы местных ЖК. Практически на каждой улице они вплотную к жилым домам ставили БТР и установки, из которых стреляли по Гостомелю и Ирпеню.
К нам заходили разные подразделения армии РФ - некоторые с человеческим отношением, а другие - варвары. Мы знали, в каких районах находились эти нелюди, которые расстреливали жителей, и старались туда не ездить. Я своими глазами видела трупы и сгоревшие дотла машины на дорогах Бучи. Нам, наверное, очень повезло - мы встретились с более-менее адекватными русскими.
Практически каждый житель Бучи сталкивался с русским солдатом, потому что не осталось ни единого дома или квартиры, в которые они бы не заходили.
Когда русские заехали в соседний дом на трех БТР, сначала они вырубили все деревья - чтобы замаскировать свою технику. По расписанию у них был обед, а потом "обчищение" домов - трое шли по одной улице, а трое - по другой. Оставшиеся жители на своих дверях писали, что в помещении находятся люди - тогда русские не выламывали двери, а стучали.
К нам в дом русские тоже заходили. У меня спрашивали прописку и чем я занимаюсь. Я их сразу предупредила, что в моем и соседнем доме нет оружия, поэтому крушить их не надо. На что они мне сказали: "Это наша работа и приказ". Они начали утверждать, что пришли к нам "показать правду", что "украинцы неправильно живут" и "нацистская власть губит нас". Задавали мне вопросы - обижают ли украинцев здесь и как мы вообще выживаем.
Даже воюющие солдаты РФ очень плотно заангажированы.
Когда я заявила, что именно они из Бучи запускают снаряды в Ирпень, русские мне ответили: "Это не мы, это все украинская армия". Такая вот у людей мораль и идеология. Они, скорее всего, сами не знают, зачем пришли сюда воевать. Большинство из них просто перепуганы, им лет по 18-19, можно сказать дети.
Когда русские начали грабить дома - мы наблюдали за этим с иронией. Выносили люстры, матрасы, тряпье. Один из солдат удивлённо рассказывал мне, что находил и забирал даже интимные игрушки. Вот он уровень "второй армии мира".
Наши дети на войну реагировали по разному. В первую неделю старший ребёнок (10 лет) плакал после каждого взрыва. Через неделю началось притупление страха - мы не прятались в подвал, а наоборот выходили и смотрели, куда летят снаряды. В подвале было очень холодно, поэтому за всю войну мы ночевали там всего лишь дважды. Дети воспринимали все происходящее, как фильм - мы старались отвлекать их, пели гимн Украины и песни про байрактар.
Пока что сложно возобновить предыдущую жизнь - я и мой муж остались без работы. Но сейчас я стала в ряды волонтеров - доставляю гуманитарную помощь адресно. Но скажу одно - нам надо продолжать жить, отстраивать Бучу, не падать духом и верить в нашу победу".
