"Страна" публикует первые выдержки из книги известного украинского журналиста, заместителя главного редактора нашего интернет-издания Светланы Крюковой. Сюжет книги построен на реальных событиях, которые случились на протяжении 2014-2015 годов в истории современной Украины. В силу различных обстоятельств Крюкова оказалась в эпицентре событий того времени и стала очевидцем происходящего в судьбе и карьере экс-вице-губернатора Днепропетровской области Геннадия Корбана и других политиков.
Конкретно этот эпизод посвящен событиям, связанным с задержанием Корбана. В этот день, ровно год назад, экс-лидера партии Геннадия Корбана в ходе военной спецоперации задержали бойцы подразделения «Альфа» и на военном вертолете увезли в неизвестном направлении. Так начался громкий судебный процесс с участием одиозного судьи Николая Чауса, за котором стоят ключевые фигуранты украинской политики.
Из этой книги читатель впервые узнает подноготную тех событий и все то, что осталось за кадром экранных новостей того времени.
С. К.: Светлана Крюкова
Г.К.: Геннадий Корбан
"Это мне почту взламывают"
С.К.: У Корбана звонит мобильный. «Алло» — и он тут же сбрасывает. Морщится брезгливо.
— Кто это? — спрашиваю.
— Это мне почту взламывают. Срабатывают уведомления. Они как с цепи сорвались. Просто с ума посходили. Ломают почту, фэйсбук. Готовятся к чему-то, наверное, шифровщики, — говорит Корбан.
Он усаживается в кресло и, как жонглер в цирке, забрасывает в рот кофейные зерна в черном шоколаде. Из семи раз попадает шесть. Похрустывая зернами, внимательно пролистывает пальцами по экрану собственную страницу в ФБ. Задерживает внимание на заметке, где сам же подтрунивает над главой государства.
— Видели, какую я фотографию опубликовал? — И показывает: витрина магазина Roshen в Ocean Plaza, что принадлежит россиянам. — И название к ней придумал. Roshen Plaza. Мне тут на днях привет из АП передавали. Говорят, кое-кого злят эти зарисовки в ФБ.
— Злят зарисовки? Не думаю, что почту взламывают из-за шуток в ФБ.
— Нет, серьезно! — смеется Корбан. — Ладно, мне пора в аэропорт — в Днепр. А, может, развернуть самолет на Тель-Авив?
Глянула на Корбана, стараясь понять, что в его голосе — тревога, ощущение опасности, хвастовство или куражная паранойя. Либо же он делает вид, что хочет все это бросить — кокетничает.
"Рейдер и политика! Где это видано?"
Г.К.: Мы вышли на улицу. Было сыро. С крыши лениво падали капли осеннего дождя. В этот пятничный вечер меня особенно раздражал бутафорный стиль столичной Воздвиженки — какой-то «мертвый город», бессмысленный, где всегда влажно. Это место всегда напоминало мне квартал восковых фигур, который архитекторы пытаются выдать за театр начала прошлого века. Тут же располагался и офис партии.
— Проводите меня в аэропорт? Вам по пути, — я жестом пригласил ее в салон машины, — или поедете в багажнике?
Дверь хлопнула, отразившись коротким эхом в этом безлюдном месте. Охрана прыгнула в задние авто, кортеж двинулся в аэропорт. Ехали молча. Я обратил внимание на сукно, которым она обернула себе голову.
— Вы похожи на жену декабриста. В этом старомодном платке. Особенно на фоне этих фальшивых зданий за окном.
— Осталось найти декабриста. И будем снимать кино, — отшутилась она.
Самолет резко поднялся ввысь. Голова соображала очень туго. Я думал о местных выборах, которые только что закончились, и вспоминал слова Славика, у него-то был опыт в политике.
Он как-то сказал мне в канун выборов: «А ты вообще думал о том, если партия победит в каких-нибудь отдельных городах, районах и областях? Там люди со своим прошлым, репутацией. Ты их не знаешь. И тебе придется нести ответственность за ту власть, которую ты получишь в лице этих людей. В отдельном районе, городе или, не дай Бог, в области».
В этих мыслях я вдруг нашел интересную деталь: что общего между политикой и уголовным миром? Ответ прозвучал молниеносно: если ты зашел туда однажды, то «завязать» с этим, только потому что тебе надоело или ты устал, уже невозможно.
Через несколько часов меня разбудил племянник Игорь. Он был взволнован и коротко сообщил: «В квартиру родителей ворвались люди в военной форме». Я вскочил. Так резко, как будто началось землетрясение. В последний раз так быстро я натягивал на себя одежду, когда новобранцем проходил службу в карантине Советской армии. В этот раз все было по-другому. Я не успел испугаться, но в голове строкой, как на табло, выползло отцовское правило: если под ногами ходит земля, берешь документы и бежишь на улицу, чтоб не завалило обломками. Я так и сделал — схватил сумку со всем важным. И уже перед дверью поймал себя на мысли: в доме спят дети. Нужно срочно кому-то звонить.
С.К.: В это осеннее субботнее утро у меня еще оставалась пара часов выспаться. На час дня была запланирована встреча — по поводу старта нового творческого проекта. Что-то новое, далекое от политики и всего того, что я наблюдала последние месяцы. Ночная дорога была для меня драматичной. Чернигов, киевские выборы, технологи и технологии, большие деньги и большие амбиции, череда событий, характеров, сюжетов. Но пришло время покончить со всем этим. Корбану предстояла большая политика, а мне — возвращение в журналистику, подальше от этого парада тщеславия. Я понимала, что пути наши расходятся, и вчерашний самолет в Днепр был символическим расставанием.
Утренний звонок разрушил мои планы. Корбан, с которым полгода мы говорили через различные секретные мессенджеры, звонит по обычной связи. Одно это уже сигнализирует тревогу.
— Доброе утро! А чего так рано?
— Света… — в трубке раздается грохот.
— У вас там что — салют?.. Победу празднуете — с утра пораньше?
— Это прикладом в дверь!
Слишком угрюмый тон как для шутки, подумалось мне.
— А что такое приклады?
— От автоматов. Мне тут дверь выламывают. За ней «Альфа». Их тут сотня, а, может, и больше… — связь внезапно прерывается.
Еще через минуту телефон Корбана выходит в офлайн, а через пятнадцать я уже еду на встречу к Андрею (позывной Чип) — его адвокату и другу, который невидимой тенью сопровождал его все это время. Чип всегда смешно шутит — много, густо, вульгарно, инфантильно и невпопад, полагаясь на смысловую ценность шуток. И часто складывается впечатление, что все, что он делает, это не всерьёз. Кроме тех случаев, когда он берется за дело. Тогда он становится предельно молчалив и сосредоточен. Много курит. Крепко матерится.
В этот день Андрей говорит мало, тихо. Быстро назначает встречу и обрывает связь.
В партии хаос и дезориентация, штабной офис на Воздвиженке превращается в место сгущения случайных людей. Все греются чаем и заглядывают в глаза друг друга, строят версии, истерят, охают, ахают, закатывают глаза, делают массу бесполезных звонков и пересказывают новости из интернета. Центр принятия решений перемещается в адвокатскую контору Чипа. Я еду туда.
Тут, в аполитичном адвокатском мире, все выглядит ровно так, как на корабле перед крушением. В офисе Андрея стоит беспрерывный гул — в полную силу работает персональный шредер — машина по уничтожению бумаг. Чип бегло пробегает глазами листы и кладет бумаги в машинку. Сгребает в охапку все, что находит в ячейках стола, шкафов, сумок, сгребает и пускает на бесперебойное уничтожение. По офису мечутся коллеги адвоката. Машина плюется, гудит и съедает все подряд, выплевывая лохмотья бумаг. Если бы тут была ниша для камина, горела бы, наверное, уже половина офиса. Вместе с техникой, свидетелями и людьми. Чип готовится к обыску.
— А ведь я говорил ему не связываться с этими шизиками! Большая политика! Партия! Совсем двинулся! А ведь я предупреждал: не лезь ты в эту политику. Почему меня никто никогда не слушает?!
— Я вот тебя слушаю.
— Рейдер и политика! Где это видано? Доигрались в игру с оппозицией? А мог бы сидеть себе где-то на теплом острове, читать умные книжки и смотреть на шизиков по телевизору. Нет же!
— Куда они его везут?
— Я не знаю, он просто исчез.
По черному телефону Чипа — сверхсекретная связь с потусторонним миром — внезапно раздается звонок. Богдан молча слушает, молча кладет трубку. Так же молча отключает большой аппарат от проводков, кладет его в пакет «АТБ», еще секунду — и мне кажется, что и черный аппарат угодит в шредер. Или сгорит. Ан нет, он выносит его в коридор, и охранник молча забирает «черную связь».
— Он в следственном управлении Генеральной прокуратуры…
"Если будут выбрасывать из вертолета, прихвачу с собой следователя. Он самый легкий"
Г.К.: Аэропорт. На взлетной полосе со включенными моторами стоят два микроавтобуса битком набитые великанами в масках. Внутри жарко как в печке. Нас тут больше, чем может вместиться. Я плотненько зажат между крупными телами парней в масках. Мой эскорт при полном обмундировании. Великаны греют меня со всех сторон, горячие и взволнованные — еще больше, чем я. Один из них, справа, скороговоркой повторяет одно и то же: «Олегович, я тебе прошу, не дергайся. Сиди тихо! Вот я тебя прошу».
А я и не дергаюсь. Сижу, наблюдаю, гадаю, куда же меня повезут дальше.
Спустя час на полосу спускается военный вертолет, и тут я вмиг превращаюсь в резиновый мячик. Великаны становятся бейсболистами: они поднимают, перекатывают, передают, заносят меня. В итоге я оказываюсь в салоне вертолета. Впрочем, и салоном назвать это трудно, больше походит на сарай. Морально устаревшее воздушное судно: все какое-то дряхлое, — ненадежное, как из советского кино. Бак находится прямо в салоне.
Рядом со мной усаживается чернявый человек, представляется: следователь Скуба. «Скорее все-таки это фамилия, а не аббревиатура», — подумал я. Весь в черном, лицо темное, круги под глазами темные — наверное, не спал всю ночь, охотился. И намерения его не очень светлые. Серые глаза — как бездонный колодец, холодные и пустые .
Скуба достал какие-то бумаги и предложил их заполнить. Посмотрел на меня и сам же их свернул — ладно, заполним потом.
Вертолет летел низко над землей. Делал постоянные виражи над посадками и столбами, из чего я понял, что у штурвала военные. Так обычно летают пилоты, чтобы не попасть под прицел ПЗРК.
От нечего делать я начал прикидывать в уме варианты, куда же меня везут.
1. В зону АТО.
2. В Мариуполь.
3. В Россию — к Путину.
4. На обед к Коломойскому.
5. Или нет, они просто хотят научить меня летать без парашюта.
Возможно, последнее и есть правда. Тогда я придвинулся поближе к Скубе. Заберу его с собой, подумал я. Вцеплюсь в чернявого мертвой хваткой, в случае чего. Тем более из всех присутствующих на борту Скуба — самый легковесный. После меня, конечно.
Через час вертолет приземлился на каком-то закрытом военном аэродроме. И я вновь стал мячиком: меня перенесли в один из микроавтобусов. Там опять поджидали очередные спартанцы. Прижали меня боками — наверное, хотели согреть. В этот момент меня осенило: это же дружеский нелепый розыгрыш от моих однопартийцев! Но грозный Скуба враз развеял приятную фантазию. Он опять достал свой сверток бумаг и предложил их заполнить.
— Не напрягайтесь, — сказал я Скубе. И он безропотно положил бумаги в свой портфель.
Кортеж двинулся. К восьми мы въехали во двор ГПУ.
В кабинете следователя Скубы было холодно. Пробирала дрожь. Скуба предложил вспомнить телефон моего адвоката. Чип? Естественно, я не вспомнил. Тогда он поставил меня перед фактом, что вскоре ко мне приедет адвокат, выбранный по системе бесплатной адвокатской помощи. И в безмолвной паузе еще около часа мы со Скубой закуривали его кабинет. Молча.
Спустя час дверь распахнулась, в помещение манерно и грациозно зашел молодой импозантно одетый парень. Как в английском кино про высшую британскую адвокатуру: костюм с белой рубашкой, аристократическая бородка, нахальный вид.
Вместо «здрасьте» адвокат из кино панибратски хлопнул меня рукой по плечу. Я чуть не отлетел в сторону, и коротко сказал: "Не ссы! Мы тебя вытащим".
