Обратная сторона сэконд-хэнда., Анастасия Рафал,
Обратная сторона сэконд-хэнда., Анастасия Рафал, "Страна"

Здесь не спрашивают, кто ты, и откуда. Не просят предъявить документы и не интересуются опытом работы. 

– Работаем с девяти до восьми. Оплата двести гривен. Постажируешься недельку, если всё хорошо, – будет триста. Деньги получаешь вечером в тот же день. Всё поняла? – молодой "некто" с сильным восточным акцентом, на которого мне кивком головы указывают как на старшего, обдает меня с ног до головы оценивающим взглядом. 

– Поняла. А что надо делать? 

– Ходить, смотреть, поправлять вешалки. 

– Ясно, – киваю, сходу угадывая, что здесь на все отвечают односложно и уточняющих вопросов не задают.   

– Тогда приходи завтра. 

Во вторник в 9 утра я уже на месте.

Когда-то здесь размещались цеха гиганта советской индустрии. Теперь – три секонд-хэнда.

Мне – в один из них. Я решила "сменить профессию" и поработать продавцом на сэконде. 

Шаг вправо, шаг влево 

– Будешь работать в том зале, – молодой бородатый парень по имени Хасан кивком головы дает понять, чтобы я следовала за ним.

– Раздевалка – там, – показывает на мою сумку.

Фото "Страна"

Я оставляю вещи в "раздевалке", которая, как выясняется позже, является заодно и столовой, и возвращаюсь в зал.

Хасан пальцем указывает направление, куда мне идти:

– Вон, где вещи.

– А что делать надо? – спрашиваю.

– Ходить, говорить, смотреть. Выходить нельзя. Обед после двух. Двадцать минут.

Я иду в конец зала, где развешены тысячи наименований вещей. Помимо них тут имеется обувь, сумки, постельное белье, рабочая одежда, халаты, кожаные костюмы для байкеров и гидрокостюмы, форма для дзюдоистов, шторы, коврики, кошельки – словом, всё.

То, что вообще ничего не стоит, вывалено в центре зала на какие-то раскладки, то, что подороже – 24, 38, 60 гривен – висит на вешалках. На него сегодня скидка 50%.

Правда, действует она только в нашем зале: в соседнем, вроде бы, и цены выше, и вещи лучше.

"Вроде бы" – потому что наверняка я этого выяснить не могу. Нам запрещено ходить по помещению, выходить на улицу, без спросу отлучаться в туалет, который находится здесь же, в зале, заходить в раздевалку и общаться между собой. Последнее правило не артикулировано, но стоит перекинуться с кем-то парой фраз, как за спиной раздается голос Хасана:

– Хватит разговаривать! Работайте! – кричит на ломанном русском.

– Ты так просто не стой, ты что-нибудь делай. Ходи, поправляй вещи на вешалках, – с мягким восточным акцентом вполголоса говорит Карин, женщина лет 55.

– Вы давно здесь? – спрашиваю.

– Полгода. С тех пор, как закрылся сэконд-хэнд на Виноградаре.

– Почему закрылся?

– Клиентов не стало. До марта было много, потом меньше, меньше. 

– Ты! – раздается голос у меня за спиной.

Карина пригибается, и смотрит как кот, которому вот-вот дадут по ушам.

– Ты! – снова кричит Хасан, жестом давая понять, что к кассе должна подойти я, а не она.

– Ты что, первый день пришла и уже разговариваешь? – с вызовом смотрит на меня "хозяин".

– Ну, общаюсь, – не понимаю сути претензии.

– Ты работай, а не общайся!!! 

Что подразумевает под собой это "работай", человеку с улицы понять непросто. На часах – 10.30, в зале три покупателя, моя помощь никому из них не нужна. Поэтому я тынясь вдоль рядов с развешанной одеждой и поправляю вешалки.

Напоминает перебирание четок – одна, вторая, третья, пятая, десятая… Благо, их тут тысячи.  

Килограмм вещей – 1 доллар

– Вам помощь не нужна? – замечаю в одном из рядов свежее лицо.

– Ти шо, нова? – по-хозяйски смеется женщина лет 60 с несколькими золотыми зубами. 

– Да, – улыбаюсь. – Первый день.

– А чим ти мені поможеш, як я тут полгода работаю? – выполняя такую же бестолковую работу, как и я, говорит Маша. – А ти звідки?

– Из Киева.

– Так, а шо ти тут робиш? Не могла собі нормальну роботу найти?

Понимая, что я, видимо, не очень похожа на среднестатистического продавца сэконд-хэнда, я вкратце выдаю заготовленную легенду о том, что меня интересует рынок одежды. Хочу понять, как он функционирует, и может, со временем...

– Еслі гроші є, можна одкрить свой секонд, – перебивает меня Маша.

Она нагибает голову, и начинает говорить скороговоркой.

– Єсь людина, Ігор, знає всі схеми, що, як, откуда везуть, помещеніє…

– А откуда везут? – спрашиваю.

– З Європи, – шепотом говорит Маша. – Кілограм вєщєй – 1 долар. 

О происхождении вещей, которые продают на сэкондах, ходят самые разные легенды.

Двое знакомых полицейских уверяют, будто 90% здешнего скарба – гуманитарная помощь. На сайтах, посвящённых закупкам одежды, "эти небылицы", конечно, развенчивают. Тем не менее, в апреле, в Полтавской области Государственная фискальная служба и Нацполиция, "накрыли" благотворительную организацию, которая торговала гуманитаркой из Нидерландов, Норвегии, Дании, Швейцарии и Германии, предназначавшейся религиозным общинам. Во всяком случае, так пишет сайт glavk.info. 

Вместо верующих товар получали сети, торговавшие сэкондом. Цены колебались от $2 до $4 за килограмм. 

Причём, в схеме, как сообщает сайт, могли быть задействованы и должностные лица Минсоцполитики, в чьи обязанности входит контроль за распределением гуманитарных грузов.  

– Дєло вигодне, ти подумай, – уговаривает меня после работы Маша. – Кілограм вєщєй – 25 гривень. Це 6 майок. Ти ставиш ціну на майку – 38. Ми з Каріною поможем. Ну шо? – словно ждёт, будто я сейчас достану из кармана пачку денег, и скажу "убедила".  

Я "раздумываю", прошу свести меня с Игорем, мимоходом отмечаю, что читала в Интернете, будто в каждом мешке вещей много рвани и брака. И потому не так уж это и выгодно. 

– Нє, я работала на сортіровке. Рвані нема. Нормальні вєщі. 

– Значит, – говорю, – поставщик хороший. Или сами закупают. Они откуда везут? 

Маша пожимает плечами. 

Из Германии, Швейцарии, США 

Работа на сэконде – как "День сурка". Здесь можно подвизаться годами, и дальше своих вешалок ничего не видеть.  

Вот Карин, например, уже полгода работает здесь и никогда не выходила за периметр зала.  

Я продолжаю свой монотонный труд по перебиранию вешалок. Если заниматься этим часами, то можно найти весьма достойные вещи по смешной цене. Например, мужские джинсы Lee светло-кофейного цвета за 24 гривны. Выглядят как новые, хотя и без бирки. Или практически новые Benetton – светло-голубые и с потертостями. Все, как я люблю. Тут есть COS, Zara, H&M... Словом, полный набор для среднего класса. За 200 гривен можно полностью обновить гардероб. 

– Тобі єслі шото надо, то ти однеси на касу і скажи Хасану. Вечором поміряєш, – в "перебежках" сообщает мне Маша.

Мы общаемся, как заключенные американской тюрьмы, которые планируют побег, или как советские зэки, которых ведут по этапу. 

Не то, чтобы я очень в теме, но часто видела в кино. Надо "случайно" оказаться рядом, встать так, чтобы надсмотрщик тебя не видел, и тогда можно перекинуться парой фраз. Я так и делаю.  

– Ты почему здесь, Карин? – спрашиваю вполголоса.  

– Другой работы нет. 

– А раньше кем была? 

– Раньше никем. Мы приехали из Армении, когда там все началось, там Карабах. У меня тут дети выросли, выучились. Муж хорошо стоял на ногах. А я 23 года не работала. А когда все это случилось...

Она резко обрывает разговор, заметив взгляд Хасана, и убегает помогать какому-то покупателю.

Позже я такими же перебежками узнаю, что её муж держит шашлычную на площади Шевченко в Киеве. Раньше бизнес шел хорошо, а теперь клиентов нет. Квартира – съемная. Приходится крутиться. Поэтому Карин пришлось выйти на работу. А без опыта, в 50-55 лет... Словом, не разгуляешься. 

"Такие больше всего воруют"

В час я выхожу на обед, и заодно покупаю Карин активированный уголь и бутылку воды. Она вчера отравилась арбузом, и весь день едва держится на ногах. Поначалу я решаю, что её не отпускают. Потом понимаю: сама не идёт. Не может остаться без дневной зарплаты. 

В какой-то момент мне даже начинает казаться, что она не умеет читать. И считать. Поэтому просит меня прочесть ей инструкцию, не может сложить в уме, сколько должна мне за воду и за таблетки. И каждые пару часов интересуется, не пора ли ей уже принимать лекарства.   

– Стой. Ты где была?! – криком останавливает меня Хасан, когда я возвращаюсь с обеда. 

– Ну, обедала, – говорю. 

– Сколько у нас обед? 

– 20 минут, – огрызаюсь. – Я вышла в 13.17, а сейчас – 13.39, – выразительно смотрю на "хозяина" взглядом человека, который мысленно произносит: "ну что, утерся?".  

Определить место Хасана в здешней иерархии довольно сложно: в нашем зале он однозначно главный. Он стоит на кассе, он выдает зарплату. К вечеру у него накапливается ко мне множество претензий: в туалет хожу без спросу, пришла на работу в шортах, пью воду...

– Поставь бутылку! Не ходи с ней. Ты не на дискотеке. Вон иди туда, к покупателям. 

Покупатели сэконд-хэнда – люди самые что ни на есть разные. Кто-то приходит сюда за специфическими вещами: например, гидрокостюмом или формой для Айкидо.

Другие берут что попало. Третьи ходят, и часами выискивают весьма оригинальные вещи – соломенные шляпы, льняные рубашки, кожаные украшения. 

Некоторым нужна разовая вещь.

Скажем, Николаю, мужчине слегка поддатому, понадобились "штаны, которые я завтра убью". 

– Ну, по работе... Идём с мужиками... Задание... Я токарь. И охотник. Где я только не охотился. Недавно застрелил козла с тремя рогами. Вот такой рог! И знаешь из чего? Из пневматического ружья. Вот никто не верит, – размахивает руками токарь-охотник, пока я показываю ему немаркие брюки из прочной ткани, которые не жаль "убить".  

Говорить, что Николай "типичный покупатель", было бы неправдой. Здесь все выглядят по-разному: кто-то стильно, кто-то элегантно, кто-то модно, но большинство – просто обычно. 

Отдельная категория покупателей – это охотники за дорогими брендами а-ля Ralpf Lauren, Lacoste, Valentino. 

Такие приходят в пятницу – когда вывешивают новый товар.

– Я себе здесь купила куртку Prada за 450 гривен, абсолютно новую, – делится со мной опытом одна из покупательниц. – Я теперь только на сэконд хожу. 

– Сюда даже ведущие с телевидения приходят, – кивает Карин. 

– Кто, например? – удивляюсь. 

– Забыла фамилию. Я сама не видела. Так говорят. Но такие "модные" больше всего воруют. Ты следи, чтобы не было пустых вешалок. И чтобы в примерочную брали с вешалками. А то многие надевают, и уходят. Маша таких ловила. 

Я, наконец-то, понимаю, в чем заключается смысл нашей работы. Мы – надзиратели. Следим, чтобы покупатели ничего не умыкнули. 

С этим на сэкондах, как я позже выясняю, прямо беда. 

– У нас ещё район специфический, – придаёт лицу говорящее выражение Татьяна Васильевна, управляющая сэкондом на Нивках, куда я также прихожу "устраиваться на работу". – Святошино, Борщаговка, Нивки. Ну, если вы отсюда, то вы сами все понимаете. Я уже некоторых в лицо знаю. Прямо вот рядом иду с ним, и он понимает, почему я с ним иду. Дрыщ такой, а вещи берет XXL. Понятно же, для чего. Мы потом даже на ценниках кровь обнаруживаем. Это они в примерочной зубами пытаются оторвать от вещи магнитную клипсу.

Этот разговор происходит позже, а пока что я хожу вдоль рядов с развешенной одеждой в "моем" секонде и поправляю вешалки.

– Карин, смотри, пустая вешалка! – сообщаю я с восторгом новичка, который впервые увидел то, о чем прежде только слышал.

Карин смотрит на меня испуганным взглядом. Выхватывает вешалку, и бежит ее куда-то прятать.

– Хасан будет кричать: "где были ваши глаза?!" Я потом, когда будет новый завоз, повешу на неё что-то.

Уже к четырем часам я начинаю считать минуты до конца рабочего дня. В зале присесть негде, и нельзя. В раздевалку отлучится – тоже. Ноги болят, спина ноет. Работа продавца, понимаю, – это адский труд!

Вечером на выходе с десяток сирийцев проверяют у нас сумки – не украли ли чего?

– Ты почему здесь? – спрашиваю по дороге у Маши. 

– А куди я піду? Мені знаєш скіки! 70-й год. Хто мене візьме? – говорит постоянно оборачиваясь, словно проверяя, не идут ли за нами.

– Но это же рабовладельческий строй!  

– Од хазяїна завісіт. 

– Тут сирийцы?

– Да. 

– А в соседних секондах?

– Не знаю, – пожимает плечами.

Сирия, Палестина, Украина – один черт

– Не-е-е-е, у нас такова нетууу, – женщина, которая, похоже, часто прикладывается к рюмке, курит на лавочке возле огромного сэконд-хэнда у станции метро "Академгородок". – У нас тут можно три перекура по 15 минут, на обед дают полчаса, в туалет ходи, скока хочешь и работаем с 10 утра до восьми вечера. Тут такова рабства, как на Шулявке, нету. 

– А по деньгам как? – спрашиваю.

– Сто восемьсят в день. Дают раз в неделю по воскресеньям. 

– Кто держит?

– Менеджер – наш, а хозяин араб, с Палестины. 

Те же условия мне озвучивают в небольшом магазине на противоположной стороне улицы. 

Вывеска предлагает "форму НАТО" и изображает улыбающуюся гранату с зажженным фитилём. 

– А на бомбах, которые сбрасывали на Югославию, было написано: "С Пасхой Христовой". Сволочи, –  исподлобья глядя на витрину, кряхтит проходящий мимо дед. 

Никаких американцев внутри я, конечно, не обнаруживаю. Вместо этого некто Манаф предлагает мне 10-часовой рабочий день и 6-дневную рабочую неделю. За 180 гривен в день. 

Американцы, вроде бы, есть в сэконде "Планета". Так, во всяком случае, говорит управляющая магазином на Нивках. 

По её словам, сетью владеет компания из США, соответственно, и товары все оттуда. Правда, фасуют их почему-то в Гондурасе. 

Если пройтись по магазину, можно обнаружить и Columbia и Maison Scotch. Но первое, что бросается в глаза – обилие блестящего и внешне дешёвого. Прямо у входа я замечаю явную подделку сумки Prada из дешёвого лакированного кожзама. Вспоминаю пост знакомой в Facebook. 

"Сцена на базаре. 

– А это настоящая Prada? 

– Настоящая, настоящая. Становитесь на картонку, меряйте". 

Я жду, пока управляющая освободиться, чтобы обсудить с ней условия работы. 

Внешне она младше меня лет на 6-7, но для подчинённых – Татьяна Васильевна. 

На часах уже больше 20, когда мы, наконец, выходим на улицу. 

– Сколько там? – оборачивается она на пороге, глядя на кассира. 

– 4 840. 

– Ужас! 

– Это дневная выручка? – спрашиваю.

– Да. Что-то ужасное творится последние два дня. Когда обычно у людей авансы? – интересуется у своего спутника. 

Мне она рассказывает, что ребят своих не щемит, разрешает брать два выходных подряд, деньги платит дважды в месяц и вовремя. Общая сумма – 6 тысяч. 

Рабочий день 11 часов. Но по факту получается дольше. Потому что приходить на работу надо за полчаса ("пьём кофе, расставляем манекены"), а после 20 в зале ещё остаются продавцы писать какие-то отчеты. 

P.S. Вечером, попивая кофе в пекарне у метро, я делюсь с местной продавщицей пережитым "ужасом". К общению присоединяются некоторые посетители. Делятся мыслями о сэкондах. Самая оригинальная – "сирийцы в Киеве собирают деньги на Аль-Каиду". 

Я достаю планшет, и смотрю передачу о тяжёлых буднях рабочего класса во Вьетнаме, где люди работают за 25 центов в час. 

Про себя отмечаю, что у нас пока дела обстоят лучше: сирийцы платят больше доллара в час. Американцы – почти 80 центов, палестинцы – 72. 

Значит, задел для падения еще есть. Можно продолжать реформы. 

Подпишитесь на телеграм-канал Политика Страны, чтобы получать ясную, понятную и быструю аналитику по политическим событиям в Украине.