Принятый Верховной Радой в январе закон о референдуме вызвал много заявлений о том, что скоро народ спросят и о рынке земли, и о приватизации госсобственности, и о марихуане.
Однако спустя неделю все стихло, и неудивительно: в Украине мало кто верит в действенность референдумов, поскольку после 1991 года он был лишь однажды, да и то его результаты остались нереализованными.
Впрочем, в СССР ситуация была не лучше. За всю историю Советского Союза состоялся всего лишь один референдум, и с ним поступили точно так же: ровно 30 лет назад, 17 марта 1991 года, абсолютное большинство граждан страны высказалось за сохранение СССР, а уже спустя девять месяцев он перестал существовать.
"Страна" вспоминает, почему так произошло и был ли вообще шанс сохранить СССР.
Два референдума
Зачем вообще нужен был этот референдум? Официальная версия выглядит так: в 1989-90 годах парламенты ряда республик Советского Союза - Литва, Латвия, Эстония, Армения, Грузия и Молдавия - заявили о восстановлении или провозглашении независимости, и руководство СССР решило поставить вопрос о сохранении, пусть обновленного, но единого государства.
Но все было гораздо сложнее - как, впрочем, и любые процессы периода глобального кризиса, получившего название "Перестройка".
И 24 декабря 1990 года на IV Съезде народных депутатов СССР было принято решение о проведении референдума.
Точнее, даже двух референдумов - о сохранении Союза и о передаче земли в частную собственность, то есть о рынке земли, который в Украине должен начать действовать только нынешним летом. С рынком земли не сложилось и тогда: президент СССР Михаил Горбачев предложил его отложить в долгий ящик, который в Украине захлопнулся на 30 лет.
А вот процедура референдума о сохранении Союза была запущена.
Правда, для населения страны он стал актуальной темой только в марте 1991-го, поскольку в декабре 1990 года людей интересовало совсем другое.
Масло вместо демократии
К концу 1990 года демократизация и гласность по-горбачевски уже всем надоели. Это в 1988-м или 1989-м вся страна собиралась у телевизоров, чтобы следить за конференцией КПСС или Съездами народных депутатов, и самые неординарные фразы вроде "Борис, ты не прав" становились мемами. А в декабре 1990 года зрелищами уже объелись, и на первый план вышли опустевшие магазины.
Дефициты регулярно случались и раньше, когда поочередно из продажи исчезали водка, сахар, мыло и стиральные порошки, сигареты и чай. А к отсутствию в магазинах колбасы и сыра все давно привыкли и считали обычным явлением.
Но к концу 1990 года дефицитом стало все. В магазины теперь регулярно завозились только продукты с минимальным сроком годности - хлеб и молоко. С перебоями и большими очередями можно было приобрести то, что давали по талонам, - вроде сахара и сигарет.
То, на что талоны не вводили, просто исчезло. Майонез, который в 1983-м ("при Андропове") давали в нагрузку к полудефицитному на тот момент сливочному маслу, к концу перестройки стал дефицитом сам по себе.
Причины этого тогда для большинства людей были не очень понятно, но сейчас уже очевидны - начиная с 1988 года (со старта кооперативного движения) в СССР исчезла монополия государства на торговлю и, соответственно, огромные товарные потоки стали направляться не на продажу в госмагазины по фиксированным ценам, а на частный рынок (а позже и на экспорт). А товар длительного хранения берегли к тому времени, когда цены отпустят на волю. А то, что это неизбежно при заявленном курсе перехода на рыночную экономику, тогда понимали уже все, кто имел отношение к хозяйственным вопросам.
В такой ситуации экономические планы власти людей интересовали гораздо больше, чем все остальное.
Но в этом направлении тоже был бардак: программу мягких реформ, подготовленную союзным правительством Николая Рыжкова, Верховный Совет СССР даже не стал рассматривать, а российский Верховный Совет тем временем (в октябре 1990-го) принял программу радикальных реформ "500 дней", написанную академиком Станиславом Шаталиным и зампредом Совмина России Григорием Явлинским.
Программа была популистской и совершенно нереалистичной: достаточно сказать, что приватизацию жилья, мелких предприятий и земли, а также акционирование крупных предприятий планировали провести за первые сто дней. Так что, несмотря на решение российского парламента, ее не начали реализовывать ни в 1991-м, ни вообще когда-нибудь.
Единственным результатом принятия программы "500 дней" стало то, что в декабре 1990 года в отставку подал союзный премьер Николай Рыжков (кстати, уроженец Донбасса).
В январе 1991 года его заменил министр финансов Валентин Павлов, который начал с внезапного обмена 50- и 100-рублевых купюр. Товаров в магазинах в результате этой "реформы", естественно, не прибавилось, так что даже в марте 1991 года именно эта тема, а не референдум, оставалась для основной массы советских граждан главной.
Литовский эксперимент
Другое дело - политическая элита, для которой референдум и вообще тема сохранения или "обновления" Советского Союза были инструментами борьбы друг с другом.
Первым о переформатировании СССР заговорил "архитектор перестройки" Александр Яковлев. Главный идеолог страны в 1987-1990 годах, он во многом определял направление ее развития. Согласно дневнику помощника Горбачева Анатолия Черняева, Яковлев вбросил тему превращения федеративного Союза в конфедеративный союз государств уже в начале 1990 года.
Горбачева на тот момент идея не слишком заинтересовала. Хотя "демократизация" уже дала свои плоды в виде прибалтийского, закавказского и молдавского сепаратизма, ни лидер государства, ни аппарат, ни большинство граждан еще даже не представляли себе, что Советский Союз может распасться, а потому и вопрос о его реформировании казался неактуальным.
На передовой борьбы за распад СССР в тот момент находилась Литва, парламент которой восстановил утраченную в 1940 году независимость. Горбачев решил, что литовцы должны вкусить эту независимость в полной мере и устроил им экономическую блокаду, считая, что это образумит горячие головы.
Уже спустя год стало ясно, что никакие блокады не способны остановить сепаратистские процессы, а лишь бьют по уровню жизни обеих противоборствующих сторон. Увы, история ничему не учит: в 2017-м украинская власть наступила на горбачевские грабли, устроив экономическую блокаду Донбасса, и по сегодняшний день продолжает обреченный на неудачу эксперимент за счет уровня жизни своих граждан.
В 1990-м результаты эксперимента еще не были видны, поэтому в ряде регионов Союза - Латвии, Эстонии, Молдавии и закавказских республиках - сепаратистское движение развивалось более осторожно, с оглядкой на Литву. Правда, даже при замедленном росте сепаратизма в Баку в январе 1990 года в город были введены части Советской армии. Но и эти события никто не считал угрозой для существования СССР.
Ельцин - могильщик Союза
Переломным моментом стал первый Съезд народных депутатов РСФСР, который начался в мае 1990-го.
В первые его дни председателем Верховного Совета России был избран "главный диссидент страны" - Борис Ельцин.
В момент избрания съезд раскололся: перевес в пользу Ельцина составил всего пять голосов. Этот факт давал Горбачеву надежду на то, что внутри российской власти у него имеется мощное лобби, на которое он может опереться, чтобы контролировать ситуацию.
Однако 12 июня надежды президента СССР рухнули. В этот день российский Съезд принял декларацию о государственном суверенитете РСФСР, и результаты оказались катастрофическими для Горбачева: за - 907, против - 13, воздержалось - 9.
Декларация была фактически вотумом недоверия лидеру Союза. И именно поэтому Ельцина в данном случае поддержали его политические противники - российские консервативные коммунисты, за которыми стоял пока еще член высшего руководства - Политбюро Компартии Союза - Егор Лигачев.
Именно "суверенизация" России и последовавшая за этим борьба Ельцина с Горбачевым нанесла главный удар по Советскому Союзу, так как в столице страны появился, по сути, альтернативный центр власти. Да и РСФСР, очевидно, была ключевой республикой Союза. И раз даже она бросила вызов союзному руководству, то и все остальные республики тоже пошли по этому пути.
Горбачев попытался предотвратить такой сценарий, решив сделать ставку в борьбе с Ельциным на коммунистические республиканские элиты.
Первым шагом в этом направлении стало избрание после 28-го съезда КПСС (июль 1990 года) нового состава высшего органа партийной власти - Политбюро, - в который включили всех первых секретарей республиканских компартий (и одновременно убрали из него слишком самостоятельных Лигачева и Яковлева).
Заместителем генерального секретаря Горбачев взял к себе из Киева председателя Верховного Совета УССР и руководителя украинской компартии Владимира Ивашко. Скорее всего, таким назначением генсек хотел привязать к себе руководство второй по значению республики, сделав из него главную опору в борьбе с Ельциным.
Но получилось наоборот: отъезд "харьковчанина" Ивашко и его замена в парламенте западноукраинцем Леонидом Кравчуком лишь ускорили дезинтеграционные процессы в Украине. Для самого же Ивашко переезд в Москву стал первым шагом к краху политической карьеры.
Реформа руководства КПСС ничего не изменила в политических процессах страны, которые все больше ускользали из-под контроля партии.
Больше того, уже после "федерализации" компартии "парад суверенитетов" набрал полный ход, вдохновляемый примером России: 16 июля 1990 года декларацию принял Верховный Совет Украины, 27 июля - Белоруссии, 22 августа - Туркмении, 23 августа - Армении, 24 августа - Таджикистана, 25 октября - Казахстана. Последним суверенитет провозгласил 15 декабря 1990 года парламент Киргизии.
Горбачеву пришлось повысить ставки, предложив руководителям республик войти в союзную элиту, передав им часть своей власти. То есть сделав шаг к конфедерализации. Еще до провозглашения киргизского суверенитета, 3 декабря, он представил 6-му Съезду народных депутатов СССР концепцию нового Союзного договора, а спустя три недели тот же съезд проголосовал за сохранение Союза "как обновлённой федерации равноправных суверенных республик".
И тут же вопрос был вынесен на референдум.
Сепаратизм наизнанку
"Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?".
Именно так звучал вопрос, который решили задать гражданам СССР 17 марта 1991 года. Уже тогда звучала критика в отношении слишком размытой формулировки, которая позволяла трактовать результаты референдума весьма широко. Однако для большинства советских граждан дилемма была проста: вы за Союз или против? И ответ для этого большинства был очевидным.
Однако уже сам этап подготовки к всенародному опросу продемонстрировал, что СССР в привычном виде больше нет: власти Грузии, Латвии, Литвы, Молдавии, Армении и Эстонии отказались проводить голосование на территориях своих республик.
Правда, они еще не были полноправными хозяевами, а потому не могли повлиять на инициативу местных властей, поддержанную из Москвы. Поэтому в отдельных регионах всех шести республик-"отказниц" референдум был проведен, и более двух миллионов их жителей приняли участие в голосовании.
Против сепаратизма республиканских властей выступили, в частности: в Молдавии - Приднестровье и Гагаузия, в Грузии - Абхазия и Южная Осетия. Прямо в день референдума, 17 марта, грузинские воинские подразделения устроили штурм южноосетинской столицы Цхинвала, но помешать голосованию не смогли. Во всех вышеперечисленных регионах число сторонников Союза оказалось выше 90%, а в Южной Осетии из 44 тысяч против сохранения СССР проголосовали лишь 9 человек.
Пройдет всего десять месяцев, и все эти противники сепаратизма сами будут объявлены сепаратистами.
Обновленный Союз с вариантами
Девять республик референдум решили проводить. Однако и в некоторых из них ситуация была неоднозначной.
В частности, в Украине в бюллетень включили второй вопрос: "Согласны ли Вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?".
И хотя основной смысл обоих вопросов совпадал, главные оппозиционеры республики - Народный Рух - призывали на первый вопрос отвечать "нет", а на второй - "да".
В Казахстане основной вопрос референдума решили сформулировать по-своему: "Считаете ли вы необходимым сохранение Союза ССР как Союза равноправных суверенных государств?". Фактически формулировка сужала возможность сохранения Союза до варианта конфедерации, но центр не стал оспаривать решение Алма-Аты.
Однако самую серьезную мину под результаты референдума вновь заложило российское руководство: оно внесло в бюллетень собственный второй вопрос - о введении поста президента России.
Создание такого института формально ставило на один уровень лидеров СССР и РСФСР, а фактически делало российского президента даже более легитимным, поскольку его избирали всем населением республики, в то время как президент СССР на тот момент был избран в марте 1990 года Съездом народных депутатов Союза.
Однако россияне противоречия между двумя вопросами не увидели: 17 марта 71% жителей республики проголосовали за сохранение Союза и столько же - за введение должности президента РСФСР.
Было единственное исключение - родина Бориса Ельцина Свердловская область, где за Союз проголосовало лишь 49%. Но очевидно, что в данном случае жители региона демонстрировали не столько отношение к СССР, сколько отношение к Горбачеву.
В Украине большинство граждан тоже не увидели противоречия между сохранением СССР и вхождением республики в его состав как "суверенного государства" на основе Декларации о суверенитете 1990 года.
Что и не удивительно: после принятия этой декларации изменилось только одно: на местах стали вводить купоны - еще не деньги, а отпечатанные в обычных типографиях листы с отрезными талончиками. Ни на чем другом "суверенитет" не сказался.
Как результат, 70% жителей УССР проголосовали за сохранение Союза, а за вхождение в его "на основе Декларации" - 80%. При этом против сохранения СССР проголосовало большинство во всех регионах кроме Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей.
В остальных республиках, участвовавших в голосовании, результаты были еще более убедительными: от 83% в Белоруссии до 98% в Туркмении.
Вопреки референдуму
В целом же по стране за ее сохранение проголосовали 76,4% граждан. Из 185,6 млн человек, имевших право голоса, в поддержку СССР высказалось 113,5 млн - то есть более 60% от всего взрослого населения. Так что результат был однозначен.
Казалось, Горбачев получил вотум доверия на проведение "восстановительных работ". Но именно в этот момент произошло то, что в августе 1991 года привело к путчу.
Итоги референдума стали трактовать по-разному. Консервативное окружение Горбачева (да и большинство граждан страны) считало, что Москва получила мандат на пресечение всякого сепаратизма и восстановление целостности страны.
Однако вместо этого президент СССР возобновил политические игры, затеяв "Новоогаревский процесс" - то есть длительные переговоры лидеров республик по созданию нового Союзного договора, фактически превращавшего СССР в конфедерацию. Причем в переговорном процессе участвовали только девять республик: прибалтийцы, молдаване, грузины и армяне не соглашались даже на конфедерацию.
В понимании большинства союзных политиков (и большинства граждан) это уже было нарушением результатов референдума 17 марта - что и вылилось в попытку сохранить Советский Союз путем создания ГКЧП 19 августа, что вошло в историю как неудавшийся "путч".
Что произошло дальше - долго рассказывать нет необходимости. В Украине, где в марте 1991 года 70% отдали голоса за сохранение СССР, спустя восемь с половиной месяцев 90% проголосовали за независимость.
Естественно, большинство из них голосовало не за тот моноэтнический проект, который пытаются создать в последние семь лет. Просто в 1991-м момент казалось, что экономика Союза окончательно развалилась, и спасти ситуацию можно было, лишь создав обособленный оазис.
Можно ли было сохранить СССР?
То, что распад СССР ведет не к улучшению, а к значительному ухудшению уровня жизни, стало ясно уже через пару месяцев после референдума о независимости.
Причем дело было не только в резком переходе от государственной плановой экономики к частно-государственной рыночной, но и - в не меньшей мере - в разрыве производственных связей. Когда все расчеты перевели в доллары, а самих долларов в нужном количестве ни у кого не оказалось, - вот тогда и началась настоящая катастрофа.
Украинский "купон" и белорусский "зайчик" обесценивались быстрее российского рубля. Но обвал экономики и уровня жизни произошел у всех, в связи с чем и в Украине, и в Белоруссии, и в России вновь значительно выросли настроения в пользу единого Союза.
Восстановления СССР ни в каком виде не произошло, однако вопрос остался: можно ли было его сохранить?
Ведь не распались же при переходе от социализма к капитализму Китай, Вьетнам или Польша.
На первый взгляд, сохранить единство Союза было вполне возможно.
Как уже сказано, серьезные сепаратистские настроения на тот момент существовали только в шести небольших республиках, находившихся на окраинах, а также на Западной Украине. Суммарное население этих регионов составляло 7% от всего населения страны.
В худшем варианте Советский Союз мог быть сохранен без них, но, в любом случае, наличие или отсутствие Прибалтики, Грузии, Армении и Молдавии не играло никакой роли для страны в целом.
Для нее ключевую роль, безусловно, играла социально-экономическая ситуация. В 1991-м она казалась катастрофической, и такое впечатление было верным - если сравнивать с уровнем производства и уровнем жизни предыдущих лет. Другой базы сравнения у большинства граждан просто не было.
Однако была ли в СССР 1991 года экономическая катастрофа и можно ли было из нее выйти, сохранив страну?
Ответ на первую часть вопроса, как сказано выше, стал очевидным уже в 1992-м, и сегодня называть социально-экономическую ситуацию 1991 года катастрофической может только тот, кто не жил на развалинах Союза в 1992-96 годах.
Ответ на вторую часть вопроса еще проще: за 70 лет до перестройки, в начале 1920-х, Россия, Украина и другие республики, создавшие СССР, смогли за пять лет выйти из куда более глубокого кризиса, вызванного развалом Российской империи и длительной Гражданской войной. Вожди 1920-х сумели ввести НЭП (говоря нынешними словами - обыкновенный рыночный частно-государственный капитализм), не имея ни западных кредитов, ни работающей промышленности.
Задача советских вождей 1991 года была намного проще.
Не было только одного: единой центральной власти, готовой провести эту политику. Точнее (и в этом оказалась главная проблема) в Москве таких властей было две: Горбачев, который не имел достаточно способностей, чтобы сохранить Союз советских капиталистических республик, и Ельцин, который не хотел сохранять такой Союз для Горбачева.
И теоретически, если бы один из них (или кто-то третий) смог устранить двоевластие и без промедления начал бы рыночные реформы, история могла бы пойти совсем другим путем.
Но это, повторимся, в теории.
На практике же все было гораздо сложнее. И ключевой момент - настроения элиты.
СССР прекратил свое существование не потому, что так захотел народ (народ 17 марта высказался как раз за Союз). А потому что так захотели элиты.
Люди и структуры, которые призваны были охранять Союз как раз и были в авангарде его распада - комсомольские секретари, силовики (особенно КГБ), директора предприятий в большинстве своем хотели поскорее приступить к личному обогащению и к дележу общенародной собственности.
На это желание накладывалась федеративная структура СССР, по Конституции которого республики обладали очень большими правами (вплоть до права выхода). Ранее, конечно, это была чистая формальность, потому что Союз жестко и централизовано управлялся из Москвы через партийный аппарат. Но в процессе перехода к рыночной экономике это сыграло огромную роль, так как республиканские номенклатуры, увидев перспективу приватизации, резко стали "самостийниками", чтоб не делиться с союзным центром.
Интересно, что той же логикой руководствовалось и российское руководство во главе с Ельциным. Получив после "путча" фактически реальную власть в Москве Ельцин не прилагал больших усилий, чтоб сохранить Союз уже под своим руководством. И после референдума о независимости Украины подписал Беловежские соглашения о ликвидации СССР. Российским руководителям тогда казалось, что имея огромные запасы нефти, газа и других полезных ископаемых, Россия лучше перенесет переход к рыночной экономике, если сбросит "республики-нахлебницы".
Наконец, очень важен был вопрос идеологии.
После того как в СССР начали демократизацию еще до перехода к рынку, "китайский путь" (сохранение руководящий роли компартии) для Союза оказался закрыт.
Поэтому сразу же возник вопрос - если страна переходит к капитализму, то что должно заменить коммунистическую идеологию? На какой основе должно существовать теперь государство? Для национальных республик ответ на вопрос был простой - коммунистическая идеология заменялась национализмом разной степени жесткости.
Москва же никакой другой идеологической альтернативы не предлагала.
Единственную попытку создать идеологическую базу предпринял писатель Александр Солженицын, опубликовав в 1990 году статью "Как нам обустроить Россию". В ней он предлагал России, по сути, пойти по тому же пути, что и прибалтийские страны - создать национальное государство ("Российский союз"). В него помимо России должны были, по замыслу Солженицына, войти Украина, Белоруссия и Северный Казахстан. А все прочие республики он предлагал отпустить на волю.
Но тогда эту идею мало кто вообще понял.
Значительная часть элиты и активного населения Союза (и в первую очередь в Москве) грезило к началу 90-х годов не какими-либо идеологическими вопросами, а куда более приземленными желаниями - побыстрее разбогатеть, чтоб зажить "как на Западе". И как при этом будет называться страна их проживания - СССР, Россия, Украина или еще как-то их интересовало во вторую, а то и в третью очередь.
