Манифест Константина Богомолова является предсказуемой реакцией правого романтика на “новую этику”. И вызывает не менее предсказуемую реакцию у её сторонников. Переживая радикализацию либерализма, который становится тем более репрессивным, чем менее убедительными кажутся его доводы, Богомолов призывает на помощь все клише консерватизма: тут и “вырождение”, и “высший замысел”, “Культура” с большой буквы, но главное – культ прошлого, “ старой доброй Европы”, “прекрасной довоенной Европы”, “покинутого и оставленного на разграбление вишнёвого сада”, которому угрожают “толпы мигрантов”.
Этой музыке Вагнера – сто лет в обед. Но системный кризис и сопровождающий его морализм, не становятся от этого менее проблематичными. В этом смысле, было бы ошибочным недооценивать метамодерные стенания Богомолова. То, о чём пишет этот человек со взглядом бассет-хаунда волнует сегодня миллионы людей, нравится это нашим “вернувшимся в нормальность” либералам или нет.
Волнует далеко не только тех, кто тоскует по беременной Гитлером Веймарской республике, но и тех, кто обеспокоен стремительно сужающимся пространством свобод и возможностей здесь и сейчас – в эпоху позднего капитализма.
Как отвечать на расцветающие в нём сегодня бутоны новых свастик – другой вопрос. Но отвечать нужно. В том числе, в рамках полемики с богомоловыми.
Если либералы не сделали выводов из трампизма, он будет возвращаться снова и снова до тех пор, пока не будут осознаны и устранены его социальные причины. Впрочем, куда проще отвернуться от зеркала, из которого на тебя смотрит прото-фашистская тоска на лице бойфренда Ксении Собчак.
