Этот текст я написал летом 2014-го. А сейчас, накануне женского дня, он что-то мне вспомнился...
Моя тетка Нина всю свою жизнь прожила в Луганской области – до семнадцати лет с родителями в маленьком домике на краю шахтерского поселка Перевальского района, потом пять лет в общежитии Коммунарского горно-металлургического института, и уже больше тридцати лет в Алчевске. Здесь вышла замуж, родила сначала мальчика, а потом девочку. Здесь с мужем, работавшим вахтовым методом где-то на Севере на буровых установках, построили дом, хоть и далеко от центра, и заводская железная дорога в пятидесяти метрах за окном, зато свой дом, и телевизор купили «Филипс», и мотоцикл «Иж» с коляской и рыжим пластмассовым шлемом, похожим на пасхальное яйцо. Здесь, на Алчевском металлургическом комбинате, встретила тетка кризис середины 90-х, сначала осталась без работы, а потом осталась без мужа, уехавшего от безденежья на заработки куда-то на Север, да там и растворившегося в снегах, ни письма, ни звонка, ни известия.
Безденежье, безработица и двое детей требовали от тетки действий, и тетка Нина делала, что могла. Старшему сыну Генке на тот момент только исполнилось шестнадцать, он поступил в техникум и устроился грузчиком, платили ему мало, чаще давали товарами, что разгружали, то вермишели пачку, то консерву рыбную, то сгущенки банку.
Первую корову тетка Нина сменяла на телевизор «Филипс». Вторую корову меняла на мотоцикл «Иж». Поселила их в кирпичном гараже, пристроенном к дому, по комнатам сразу загулял навозных дух и острый запах коровьей мочи, но другого места для коров во дворе не было, приходилось мириться.
Как обращаться с коровами, тетка не знала, в шахтерских поселках было не принято держать крупный рогатый скот, нарубившись угля в забое у шахтеров на скотину не оставалось ни сил, ни желания. Тетка не опускала руки, перевязывала голову косынкой, как тайский боец Муай Тай надевает перед боем монгкон, и подступала с ведром к коровьему вымени с отчаянной решительностью матроса с крейсера «Варяг». Пасла коров тетка вдоль заводской железной дороги, завод закрылся, перестали ездить маневровые тепловозы, и вокруг рельс полезла из земли трава. Эту же траву заготавливала тетка впрок, на зиму, научилась орудовать косой, которую одалживала у соседей.
Скоро тетку Нину стали узнавать на Алчевском продуктовом рынке, появились постоянные клиенты на молоко и творог, завелись кое-какие деньги, как-то зажили.
Первый раз водку старший сын Гена попробовал в каморке грузчиков. В той же каморке тремя месяцами позже пьяный Гена скатился с топчана на затоптанный пол и лег спиной на раскаленную электрическую печку. Трещал зимний мороз, и электрической печкой грузчики согревали низкую и душную комнатушку. Проснулся Гена не от боли – от запаха горелого мяса и копоти. Выписанного из больницы Гену первый раз в жизни закодировали от алкоголя, в семнадцать лет. Потом кодировали регулярно. А Гена так же регулярно «подбирал код».
К 2000-м годам в стране все как-то наладилось, худо-бедно заработали заводы, ожил бизнес, вернулись зарплаты и пенсии, появились вакансии и возможности.
Младшая дочь поступила в Луганский ВУЗ и из дома уехала, с облегчением, без тоски и жалости, подальше от удушливого коровьего духа, от навозных куч, от колючего сена с мышиным писком по углам сбитого кое-как сеновала.
В гараже у дома жили уже три коровы, и тетка, прикинув и так и эдак, решила ничего не менять, утром возила на велосипеде на рынок банки с молоком, днем пасла скотину, вечером выискивала сына по кабакам да чужим хатам.
Когда в этом году в Луганской области застучали первые автоматные очереди, тетке Нине исполнилось 55 лет.
Вдруг оказалось, что вокруг война, хотя в Алчевске пока и не стреляют, и что живет тетка уже в какой-то народной республике, а на рынке говорят про карателей, толи чеченцев, толи бенедровцев.
Младшая дочь только родила мальчика, в Житомире, куда переехала жить к своему мужу.
Старшего сына Гену только уволили с очередной новой работы.
На тетке висели три кредита. Один от дочери, за мебель в житомирскую квартиру, два от сына, за телевизор, который был им немедленно пропит, и за мотороллер, который сначала Гена по пьянке разбил, а потом уже пропил.
Тетка Нина оглянулась на дом, пропахший коровьей мочой. На унылых коров. На себя. На свою жизнь.
За неделю объявленного президентом перемирия на Востоке Украины, когда из Луганской области, пользуясь временным затишьем, поехали в разные стороны мирные жители, спасая себя и своих детей, тетка Нина продала коров. Знакомый мясник с рынка зарезал коров тут же, во дворе теткиного дома, спустил в огромный эмалированный таз кровь из туш, загрузил мясо в свой фургон и уехал, заплатив незаслуженно мало.
Вслед за коровами тетка продала все, что было ценное в доме. Ценного оказалось немного, но что-то все равно купили.
Ключ от дома тетка отдала сыну: хочешь – пропей, хочешь – сожги, хоть продай, наплевать, пропади он пропадом, этот дом, и ты вместе с ним и своими кредитами.
На вырученные деньги тетка сделала прическу, маникюр с педикюром, купила новый купальник и поехала к морю, под Одессу. Здесь она собирается пробыть неделю или две. Дольше просто не хватит денег.
А потом?
Тетка пока еще не решила. Может быть, в Питер, там у неё старый знакомый занимается ремонтами квартир, и ему нужен штукатур, и он согласен взять на это место тетку. А может быть, в монастырь.
Тетка пока не знает, что будет дальше.
Она точно знает одно – здесь, под Одессой, летит чайкой над морем самая счастливая неделя в её никому не нужной жизни.
Этот текст я написал летом 2014-го. А сейчас, накануне женского дня, он что-то мне вспомнился... Моя тетка Нина всю св...
Опубликовано Павлом Паштет Белянским 5 марта 2016 г.
